— О серьезных?.. — пролепетало бедное дитя, чье сердце еще сильнее заколотилось под корсетом.

— Не тревожьтесь, Фредерика, — промолвил Самуил, — и не бледнейте так. В том, что я хочу сказать вам, нет ничего такого, что должно вас напугать. Впрочем, вы сами знаете, что у меня нет в мире заботы более заветной, чем забота о вашем счастье, и я надеюсь, что никогда не упускал случая это вам доказать.

Фредерика понемногу овладела собой и почувствовала себя увереннее благодаря не столько речам Самуила, сколько его ласковому тону и полному любви взгляду, делавшему его слова особенно нежными. Но, по мере того как Фредерика приходила в себя, он, Самуил, терялся все больше, не зная, как приступить к тому, что он собирался сказать.

Между тем Фредерика ждала. Надо было решаться.

— Моя дорогая Фредерика, — выговорил он с насильственной, почти болезненной улыбкой, — я уверен, что вы понятия не имеете, о чем я хочу побеседовать с вами.

— Да нет, я полагаю, что знаю это, — отвечала Фредерика.

— Что такое? — вырвалось у Самуила, мгновенно охваченного подозрением. — О чем вы думаете? О чем можете догадаться?

— Я не догадываюсь, — возразила Фредерика, — я просто знаю, что вы сейчас получили письмо.

— И вам известно, от кого оно?

— Да, от господина Лотарио.

Самуил едва удержался от гневной вспышки.

— О, я знаю не только это, — продолжала девушка, не замечая его состояния. — Мне еще известно, что вы должны посоветоваться со мной насчет того, что написано в том письме.

— Это все, о чем вы осведомлены? — спросил Самуил, побледнев и сжав кулаки.

— Все, — кивнула девушка. — Я не знаю, что написано в том письме.

— Фредерика, — произнес Самуил, — если вам так хорошо известно все, что делает господин Лотарио, значит, вы видитесь с ним?

Ярость, прозвучавшая в этих словах, была слишком очевидна, чтобы Фредерика могла ее не заметить.

— Боже правый! — воскликнула она. — Теперь вы, мой друг, уже готовы рассердиться на меня, причем совершенно несправедливо. Я вам клянусь, что господин Лотарио не приходил сюда и я с ним не говорила.

— Тогда откуда вы знаете, что сегодня утром он мне писал?

— Он написал мне тогда же, когда и вам.

— Где это письмо? — глаза Самуила загорелись.

— Вот оно.

Она протянула ему записку Лотарио. Он взял ее, стремительно пробежал глазами и вздохнул свободнее.

— Хорошо! — снова, уже несколько спокойнее заговорил он. — И что же, по-вашему, означает это послание, настолько же туманное, насколько банальное?

— Господи, друг мой, ничего… я…

— А я так уверен, — перебил ее Самуил с язвительной насмешкой, — что эти несколько пустопорожних учтивых слов сразу заставили вас возомнить, будто господин Лотарио, этот белокурый щеголеватый красавчик, который в свои двадцать пять уже дослужился до первого секретаря посольства, а в тридцать унаследует миллионы, до безумия влюбился в вас и собирается просить вас стать его супругой? Признайтесь, что вы именно так и подумали.

— Но, мой друг… — пробормотала бедная девочка в полной растерянности.

— Что ж! Если вы так подумали, я с немалым прискорбием вынужден уведомить вас, что вы в полнейшем заблуждении. Просьба, с которой господин Лотарио обращается ко мне, не имеет ни малейшего касательства ни к вашей руке, ни к сердцу. Я сожалею, что забыл его письмо на столе у себя в кабинете, а то бы показал его вам: тогда вы бы сами убедились, что господин Лотарио о вас и не думает.

— Но, друг мой, что же я вам такого сделала? — воскликнула Фредерика, готовая расплакаться. — Вы никогда еще не были так суровы со мной.

— Простите, Фредерика, — проговорил Самуил голосом, в котором вдруг послышалось волнение. — Не сердитесь на меня за то, что я кажусь вам злым. Не моя вина, что я страдаю.

— Страдаете? Вы? — спросила эта чудесная девушка, забывая о своих печалях при одной мысли о горестях другого. — Но кто же заставляет вас страдать?

— Вы.

— Я?! — вскричала Фредерика в изумлении.

— Да, вы. Милая моя, ангельская душа, вы делаете это невольно. Я вас не виню.

— Но тогда как же?..

— Я все вам объясню. Послушайте, Фредерика, я… ревную вас.

— Вы? Меня?

— Да, ревную безумно и безнадежно. Я люблю вас. Я не хотел пока начинать с вами этого разговора. Ждал дня вашего рождения, ближайшего, того самого дня, когда я нашел вас, через две недели тому будет ровно семнадцать лет. Мне казалось, что эта дата для меня счастливая и благоприятная, и хотелось, чтобы в моей мольбе она поддержала меня. И к тому же я поставил сам себе некоторые условия, чтобы заслужить с вашей стороны благосклонный прием. Но сегодня представился повод, и я уже не волен отступить: мне надо излить перед вами свою душу.