Вы открыли интересную познавательную книгу об уссурийской тайге, об охоте и таёжных приключениях. И не отложите в сторону этот небольшой сборник увлекательных рассказов, очерков и сказок, пока не дочитаете его до конца. Автор красочно описывает удивительную природу Дальнего Востока, занимательно рассказывает о жизни егерей и охотников, о повадках диких животных. Он хорошо знает уссурийскую тайгу, где многократно бывал в качестве корреспондента приморской газеты, встречался с промысловиками, тигроловами и прочими любителями таёжной экзотики. Впечатления от этих встреч и легли в основу рассказов, раскрывающих таинственный, прекрасный, неповторимый, но легко ранимый мир. Исследователь Приморья В.К. Арсеньев уже касался в своих произведениях темы экологии уссурийского края. Но в его время природа не пострадала ещё так сильно от своего "покорителя". И надо отдать должное находчивости автора. Имея перед собой такого предшественника, как В.К. Арсеньев с его замечательными книгами "По уссурийскому краю" и "Дерсу Узала", Геннадий Гусаченко, тем не менее, не побоялся испробовать силы на том же материале, нашёл свою тональность в изображении уссурийской фауны. Точность натуралиста сочетается у него с литературным дарованием, что является главным художественным достоинством книги. Взаимоотношения человека и живой природы автор показывает на примерах захватывающих таёжных происшествий.
Простота в общении, благородство души, доброта и мужество, любовь к природе - главные черты характера, которыми наделены герои остросюжетных приключенческих рассказов Геннадия Гусаченко. Они не теряют самообладания в опасности, не лишены юмора и романтизма, верны жизненному принципу - бережно относиться к тайге и её обитателям.
Егерь Гончарук
Волчек
Егерь Анучинского зверопромхоза Иван Гончарук -- мой давнишний приятель. Он первым научил меня разжигать костёр в ненастье, скрытно подходить к изюбрам, снимать, не порезав, шкуры с медведей, ставить капканы. Немало и других охотничьих премудростей перенял я у следопыта, для которого, казалось, не было ничего дороже тайги. Как-то осенним вечером Иван заглянул ко мне в брезентовой штормовке, достал из карманов несколько крупных кедровых шишек, рассудительно заметил:
– - Щедра нынче тайга на орех. Есть чем зверю кормиться. Белки много, значит, и соболь будет. Медвежьих, кабаньих следов тоже полно. Пушнины, должно, возьмём в этот год хорошо.
Он взял ружьё, которое я начал чистить перед его приходом, привычно осмотрел стволы. Удовлетворённо хмыкнул:
– - В порядке содержишь. На водоплавающую, стало быть, собрался?
– - Увидел он приготовленные в углу резиновую лодку, чучело подсадной утки, болотные сапоги.
Я знал, что Иван не признаёт охоту на уток, считая её баловством, и начал оправдываться:
– - Да вот путёвку достал на озёра. Многие туда едут.
– - А-а, -- огорчённо протянул Иван и потянулся к шляпе.
– - Тайгу, выходит, на болота сменял. Я-то хотел предложить поехать зимовье подремонтировать. Одному несподручно. Вот и зашёл к тебе.
– - Чего же сразу не сказал? На озёрах как-нибудь в другой раз побываю, -- складывая ружьё в чехол, ответил я.
– - Когда едем?
– - Завтра, -- сразу оживился егерь.
– - Ничего с собой не бери. У меня все припасы сложены в мешке.
Утром следующего дня мы выехали на рассвете. Миновали поля с пожухлой картофельной ботвой, тронутой первыми морозцами, и через два часа езды по неровной таёжной дороге начали подниматься на перевал Тигровый.
В кабине "уазика" было далеко до комфорта. Сзади громоздились кирпичи, мешки с цементом, песком и провизией, ящики с инструментами и гвоздями, бензопила и прочие нужные в зимовье вещи. И даже на переднем сиденье, которое я занимал, ногам моим мешала Белка - молодая лайка, подаренная Ивану зверопромхозом за хорошую работу. Сначала она лежала неподвижно, настороженно поводя носом и принюхиваясь к моим сапогам. Но постепенно обвыклась и, разморенная жарой от включенной печки, нашла более удобное для себя место у меня на коленях.
Мотор натужно выл на высокой ноте, пока мы взбирались по серпантину на вершину сопки. Но вот дорога стала ровнее, запетляла вниз, и мы увидели встающее над тайгой солнце. Лучи его пробили голубоватую дымку, растопили туман в распадках, засверкали радужными искорками на росистых деревьях, кустах, травах. Отсюда, с высоты перевала безбрежное лесное море напоминало мягкий волнообразный ковёр по-осеннему нарядной расцветки, жёлто-красными, оранжевыми пятнами на зелёном фоне ярко выделялась засыхающая листва клёнов, дубов, берёз.
У разлапистой ели, поваленной бурей на краю обрыва, Иван затормозил, вышел из машины. Зябко поёживаясь и передёргивая плечами, он поднял капот, повозился в моторе, подошёл к обрыву.
– - Люблю встречать зарю в тайге, -- всматриваясь куда-то вдаль, сказал Иван.
– - Её разве обскажешь? Это видеть надо!
Лайка, выскочившая вслед за хозяином, сразу скрылась в чаще, откуда послышался громкий нетерпеливый лай.
– - Белку, не иначе, нашла, -- прислушался егерь и стал звать собаку. Она прибежала в радостном возбуждении, послушно заскочила в кабину.
– - Умная псина, -- погладил её Иван.-- Посмотришь в глаза, ну, чисто, человек. Только говорить не умеет. И характер у собак - тоже как человеческий, по-разному проявляется. Вот только верности такой собачьей, нам, людям, не всегда достаёт. Взять одного моего знакомого: бил собаку, на цепи впроголодь держал. А не предала хозяина, с медведем сцепилась.
Слушая Ивана, не заметил я, как добрались мы до Муравейки - таёжного посёлка лесорубов, откуда до зимовья осталось менее часа езды.
– - Зайдём в магазин, -- объяснил Иван, притормаживая у деревянного дома с вывеской "Сельмаг".
– - Хлеб здесь продают особенный. Своей выпечки, как домашний.
И верно. Буханки на прилавке лежат большие, с зажаренной, хрустящей корочкой. Нажмёшь на такую булку - ходуном ходит. Один запах душистый чего стоит.
Купив хлеба, мы направились к машине. Иван уже взялся за ручку дверцы, когда внимание его привлёк пес, вылезший из-под крыльца. Серая, вывалянная в пыли шерсть, не скрывала выпяченных рёбер. Собака равнодушно глянула в нашу сторону и устремилась за женщиной, вышедшей из магазина с хозяйственной сумкой.