Мысль была прекрасной. Командиры ее поддержали — благословили. Нашлись футболисты-разрядники, даже играющий тренер. Начались тренировки с целью отбора. В других бригадах, корпусах и приданных им подразделениях идея футбола прошла, как огонь по верхушкам деревьев. В футбол ринулись все, кто так и не научился застегивать верхнюю пуговицу гимнастерки. Но не всех отобрали. Нас с Писателем Пе взяли в команду запасными только как инициаторов движения. Играющий тренер сказал: «Начнете со ста приседаний, доведете до тысячи. Ясно?» Нам было ясно.

Но нужны были бутсы. Много пар бутс.

Нашлись сапожники — в армии все есть. А товар?

Мы вспомнили о громадном количестве в Германии портфелей. В рейхе было чудовищное количество бумаг, чтобы эти бумаги перетаскивать с места на место, требовалось много портфелей. А теперь портфели валялись. В каждом городе был черный рынок, там мы их и наторговали. Но дальнейшее снабжение футбольных команд бутсами шло, конечно, централизованным образом.

Обув футбольную команду, сапожники обули самих себя, но, поскольку ни один сапожник не любит застегивать верхнюю пуговицу, в роты им возвращаться не захотелось, и принялись они за пошив сапожек из плащ-палаток, которые так шли женщинам. Я думаю, эти плащ-палаточные сапожки и породили заросли женских сапог, произрастающие сейчас в странах с умеренным климатом.

В корпусе мы выиграли легко. На нас снова смотрели как на героев.

Мы выиграли в армии. Нам дали отдельный одноэтажный домик для жилья, каждому часы-штамповку и бочонок пива. Мы выпили пиво, повесили в нашем домике стрелковую мишень на стену и принялись попадать в десятку наградными часами. Штамповка — часы неуважаемые — это нас оскорбляло. Потом мы начали петь «Шумел камыш». Когда у нас уже начало получаться в ритме марша, к окну нашего домишки подошел начальник строевой части майор Рубцов. Послушал немного, даже подпел, как мне кажется, и скомандовал:

— Встать! Ко мне через окно шагом марш. В одну шеренгу становись. Равняйсь. На-аправо! Бегом марш.

Мы эти команды выполнили, как нам казалось, безукоризненно.

Мы пахли пивом. Майор легко бежал рядом:

Подбежали к озеру. Озер вокруг этого Альтштрелеца много. Может, немцы теперь их осушили, борясь за урожаи картофеля, а тогда было много. Остановились у кромки воды — бег на месте.

— В озеро бегом марш! — скомандовал майор.

Забежали. Стоим по горло в воде. Низкорослые пытаются плавать.

Майор снова командует:

— Отставить плавать. В воде на месте бегом марш!

Хмель из нас быстро вышел. От пива хмель неупористый. Стали зубы стучать — озноб и кашель. Но самое отвратительное — это разочарование в людях. Негодяи, которые встречали нас криками ликования и аплодисментами, сейчас столпились на берегу озера и ржали — даже обезьяны не смеются над своими страдающими собратьями, а эти ржут.

Команду не расформировали: всех футболистов послали обратно в роты, тренировки в свободное от занятий время — в бригаде появился офицер-физрук. Штангист! Он сделал пересмотр запасным игрокам. Нам с Писателем Пе он порекомендовал заняться индивидуальными видами спорта.

— Если хотите, могу с вами заняться тяжелой атлетикой. Тренировка первая — приседания. Посадите товарища себе на плечи и присядьте с ним на плечах сто раз.

К тому же футболисты теперь ходили с застегнутой верхней пуговицей.

Вот тогда и случилось у нас ЧП.

Лейтенант, новый командир нашего взвода, то ли от тоски молодой, то ли для налаживания с нами отношений, вместо боевой подготовки повел нас на охоту. На кабанов.

— Вот, — сказал он, показывая на карте. — Кабаний заказник. Снарядите обоймы.

Вместо гениального автомата ППШ нам выдали легкие пистолеты-пулеметы. Нам их уже один раз выдавали на фронте, но мы умудрились их быстренько потерять: кому это надо, если в ППС тридцать пять патронов в магазине, а у ППШ семьдесят один? Вес? А что такое вес супротив жизни?

Но после войны вес стал играть роль. У меня, например, вокруг пояса синяки от ремня с дисками и гранатами не проходили. И на плече от автоматного ремня.

Взвод у нас был небольшой — три машины. Шоферы на занятия в поле не ходили, у них свои игрушки — все промыть десять раз, и все десять раз смазать. Кто-то болел, кто-то был в наряде — пошло тринадцать человек.

Весело шагали.

Кабаний лес окружала светлая молодая поросль: кустарники, молодые березки, клены, ясень. Говорят, из ясеня наши предки делали луки, склеивали из трех полос. Красивое слово — ясень.

Мелколесье взбиралось на скалистый холм. Кабаний лес, огороженный жердями, уходил в лощину, темный и мокрый.

Мы расселись на изгороди, как тяжелые птицы. Земля была истоптана острыми копытами. Лес был угрюм, бестравен. Кто-то вспомнил, что на Руси кабанов называли вепрями. Кто-то вспомнил о невероятной ярости вепря. И страшенных клыках.