Однако широкой поддержки они не получили, а раздуть смуту государь им не позволил. Действовал мягко, но решительно, приказал выехать вон из своей державы. Вас уважали? Уважали. Позволяли жить тихо и спокойно? Позволяли. Если не умеете — отправляйтесь куда хотите. Заговорщики поджали хвосты, открыто бунтовать не рискнули, население сочувствовало не им, а великому князю. Анне и ее приспешникам ничего не оставалось делать, кроме как повиноваться. Вдова Долгорукого решила вернуться на родину. Забрала с собой сыновей, в Византию отправился и пасынок Мстислав. Император принял сестру наилучшим образом. Ее отпрыску Васильку дал города на Дунае, и этого мелкого авантюриста в Византии стали называть «старейшиной русских князей»! [108] Ну а как же, он был вполне подходящей фигурой для будущих политических игр. Мстислав в родстве с Мануилом не состоял, но и ему выделили второсортную область. Вдруг пригодится?

Вслед за крамольными родичами Боголюбский выпроводил и Леона. Но епископ не смирился. Он-то знал, что патриархия и митрополит защитят его. Поехал жаловаться в Киев. Правда, кляузничать оказалось некому, митрополит только что умер. Леона даже это не остановило. Из Киева он направил стопы дальше, вознамерился обратиться напрямую к императору. Мануил в это время вел очередную войну против венгров, и получилось так, что к нему в лагерь прибыло сразу несколько посольств от русских князей. Их пригласил сам царь, вел с ними переговоры, старался натравить их на Венгрию и на мадьярского союзника Ярослава Галицкого.

Представители Киевского великого князя приехали просить о новом митрополите. Ростислав Набожной уже почувствовал, в Церкви творится что-то не то. Конфликты с греками происходили не только во Владимире, но и в Киеве, Чернигове. Поэтому Ростислав предлагал вернуть на митрополичий престол Клима Смолятича. Разъяснял, что его поставили неправильно, но вообще иерей вполне достойный. Послы от Боголюбского привезли к императору священника Федора. Хлопотали, чтобы его поставили в епископы и учредили для Залесской Руси отдельную митрополию. А тут заявился еще и Леон, потребовал судиться со своими обидчиками.

Мануил оказался в затруднительном положении. Просьбы о поставлении Клима Смолятича и Федора крайне встревожили его. И в Киеве, и во Владимире русская церковь рвалась выйти из-под греческого влияния! Допускать это император не намеревался ни в коем случае. Но и ссориться с русскими было не время. Отпугнешь князей, они могут обидеться, присоединиться к врагам Византии. Нет, император предпочитал закрепить сложившиеся отношения. Ведь как хорошо-то — русские пришли к нему решать свои споры! Надо, чтобы и впредь приходили, привыкали считать его высшим судьей, втягивались в зависимость…

Вдобавок ко всему, Леон повел себя неподобающим образом. Он настолько был уверен в поддержке, что забыл про придворный этикет, перед лицом императора раскипятился, начал грубо браниться. Телохранители дали ему взашей и хотели вообще утопить. Мануил объявил русским, что Леон не прав, а на все запросы князей лицемерно ответил согласием. Заверил, что не возражает ни против Владимирской митрополии, ни против Клима и Федора. Сделал лишь оговорку — такие дела должен будет решить патриарх, а он, царь, замолвит слово и подтвердит свое мнение.

Да неужели патриарх посмел бы перечить императору? Федор вернулся во Владимир окрыленный. Его нарекли в епископы, он без пяти минут был митрополитом. Боголюбский тоже радовался успеху миссии, изготовили даже белый клобук, знак митрополичьего достоинства. В новом качестве Федор снова включился помогать своему государю. А духовное и светское было неразделимо друг от друга. В Ростове начали строить храм на месте сгоревшего, и при расчистке площадки нашли нетленные мощи св. мученика епископа Леонтия, убитого язычниками. Держава Боголюбского обрела еще одного небесного покровителя!

Укрепляя и обустраивая свое государство, Андрей старался и обезопасить его. Он решил, что пора покончить с пограничным разбоем волжских болгар. Летом 1164 г. организовал против них уже не карательный рейд, какими раньше отвечали на набеги, а масштабный поход. На врага выступили дружины великого князя, его брата Ярослава, сыновей, присоединился князь Юрий Муромский. Эта война стала экзаменом и для нового войска Боголюбского, полков владимирской и суздальской пехоты. Но и болгары заблаговременно узнали о подготовке, успели собрать огромную рать. Вывели отряды хорезмийских наемников, ополчение городов и поволжских племен. Противники столкнулись 1 августа.

Болгары ломили массой, пехотные полки еле держались. Шквалы стрел перемежались волнами врагов. Они напирали, силились прорубиться через смертоносную завесу копий, опрокинуть забор щитов. Падали убитые и раненные ратники, но их товарищи тут же смыкали строй, не позволяя разорвать его. Выручая пехоту, с флангов кидались в атаки княжеские дружины, вклинивались в неприятельское месиво. А навстречу им вылетала, сияя кольчугами, отборная мусульманская конница, сшибалась с русской, хищно свистели сабли, проламывали шлемы шестоперы. Слетали под копыта сраженные неприятели, свои витязи. Сын Боголюбского Изяслав отчаянно отбивался от насевших болгар и поник под точным ударом, дружинники едва вытащили его, залитого кровью.