Собрание сочинений в десяти томах. Том первый. Стихотворения
вернуться

фон Гёте Иоганн Вольфганг
Шрифт:

ПЕСНЬ СОДРУЖЕСТВА

В хороший час, согреты Любовью и вином, Друзья! Мы песню эту О дружестве споем! Пусть здесь пирует с нами Веселья щедрый бог, Возобновляя пламя, Что он в сердцах возжег! Пылая новым жаром, Сердца слились в одно. Мы нынче пьем недаром Без примесей вино! Дружней стаканы сдвинем За дружбу новых дней И старых не покинем Испытанных друзей. Нет большего богатства, Чем дружбы естество. Вкушайте радость братства, Свободы торжество! Как весел голос хора, Как в лад сердца стучат, И мелочные ссоры Наш пир не омрачат. Нам подарили боги Свободный, ясный взор. Выводят нас дороги На жизненный простор. Идем все дальше, дальше Под вольности мотив, От глупости и фальши Себя освободив. И с каждым нашим шагом Бескрайней этот путь. В очах горит отвага, Стучит веселье в грудь. Пусть мир перевернется — Все выдернет сердца: Ведь дружба остается На свете до конца! 1775

К ЛИЛИ

НОВАЯ ЛЮБОВЬ, НОВАЯ ЖИЗНЬ

Сердце, сердце, что случилось, Что смутило жизнь твою? Жизнью новой ты забилось, Я тебя не узнаю. Все прошло, чем ты пылало, Что любило и желало, Весь покой, любовь к труду. Как попало ты в беду? Беспредельной, мощной силой Этой юной красоты, Этой женственностью милой Пленено до гроба ты. И возможна ли измена? Как бежать, уйти из плена, Волю, крылья обрести? К ней приводят все пути. Ах, смотрите, ах, спасите, Вкруг плутовки, сам не свой, На чудесной, тонкой нити Я пляшу, едва живой. Жить в плену, в волшебной клетке, Быть под башмачком кокетки, Как такой позор снести? Ах, пусти, любовь, пусти! 1775

БЕЛИНДЕ

О, зачем влечешь меня в веселье, В роскошь людных зал? Я ли в скромной юношеской келье Радостей не знал? Как любил я лунными ночами, В мирной тишине, Грезить под скользящими лучами, Точно в полусне! Сном о счастье, чистом и глубоком, Были все мечты. И во тьме пред умиленным оком Возникала ты. Я ли тот, кто в шуме света вздорном, С чуждою толпой, Рад сидеть хоть за столом игорным, Лишь бы быть с тобой! Нет, весна не в блеске небосвода, Не в полях она. Там, где ты, мой ангел, там природа, Там, где ты, — весна. 1775

ТОМЛЕНИЕ

Душе не выплакаться всласть, Не нарыдаться вдосталь; Задуть, залить слезами страсть — Возможно ль это? просто ль? Часы и месяцы тоски Готовит сон безлюбый, И снова — сердце на куски, От жажды сохнут губы. Моя ли, господи, вина, Что не могу молиться? Боль глубока, глуха, темна И длится, длится, длится. 1775

ЗВЕРИНЕЦ ЛИЛИ

На свете не было пестрей Зверинца, чем зверинец Лили! Какие чары приманили Сюда диковинных зверей? Бедняжки принцы скачут, пляшут, Крылами бьют, хвостами машут, То захрипят, то смолкнут вдруг В сплошном чаду любовных мук! О чем тут спрашивать! Звать Лилиэту фею. Не приведи господь вам повстречаться с нею. О, что за визг, и писк, и клекот, Когда, питомцам на беду, В корзиночке она приносит им еду! Что за рычанье! Что за рокот! Оживают кусты и деревья сада… Сумасшедшее ринулось стадо К ее ногам. Даже рыбы в бассейне В нетерпении высунулись из воды. А она бросает крохи еды Ошалевшим от алчности гадам, Одаряя их царственным взглядом. И тут начинается бой! Они грызутся между собой, Разевают жадные пасти, Кусаются, рвут друг друга на части. И всё из-за хлеба! Из-за куска! Из-за черствой корки на дне лоханей, Которую сделала эта рука Небесных амврозий благоуханней! А взгляд-то каков! Каков тон, Которым она произносит: «Цып-цып!..» Зевсов орел покинул бы трон, Оба Венериных голубка В путь бы ринулись наверняка, Даже павлин, надутый и злющий, Примчался б на этот голос зовущий. Ведь именно так из чащи ночной Прибрел к ней медведь — мохнатый верзила. В какой же капкан его залучила Хозяйка компании сей честной! Отныне он, можно сказать, — ручной, Конечно, только в известном смысле. Любовь прочнее любых оков… Ах, что там! Я кровью своей готов В ее саду поливать цветочки. «Как?! Я — вы сказали? Но, ваша честь…» «Да, да! Я… Медведь — это я и есть. За юбкой погнался! Пропал! Погиб! На шелковом водят меня шнурочке. А как я в эту историю влип — Об этом вам расскажу попозже: Сейчас не могу… Брр!.. Мороз — по коже. Ведь сами подумайте! Зло берет: Кругом все квохчет, хрюкает, блеет. Такая порой тоска одолеет — Удрать хочу! Рычу! Хожу, как помешанный, взад-вперед, Башкой кручу, Рычу! Пройдусь немного по аллее, И снова ходу — от ворот! Зря, что ль, досада меня разбирает? Дух, взбеленившись, нутро распирает. Ну, как от ярости не взреветь? Кто я ей: заяц или медведь?! Белка, грызущая орешек?! Простите, мамзель: не гожусь для насмешек. Да мне в лицо Хохочет здесь каждое деревцо! Каждый кустик строит рожи! С души воротит — хоть околей — От ваших цветочков, от ваших аллей! Служить вам?! Хватит! Себе дороже! Бегу отсюда во весь опор! Хочу перепрыгнуть через забор — Да не могу. Заколдован я, что ли? Сила ушла из медвежьих лап? Тьфу ты! Совсем одряхлел, ослаб! Видать, суждено помереть в неволе. Я сам себя не узнаю: Лежу, визжу, судьбою смятый, И слышат жалобу мою Фарфоровые уши статуй. И вдруг… Как метнется по жилам кровь! Блаженнейшим соком наполнились клетки. Я голос возлюбленной слышу вновь: Оназапела в своей беседке! Воздух цветами заблагоухал… Уж, верно, поет, чтобы я услыхал! Бегу! Предо мной расступаются ветки, Я — как шальной — по цветам, по лугам! И — кубарем — прямо к ее ногам. Она смеется: «Вот удивил! Скажите, откуда такая удаль? Свиреп, как медведь, а привязчив, как пудель. Космат, безобразен… А все-таки мил!» И ножкой, ножкой — ну, что за натура! — Гладит мохнатую спину мою. Как восхитительно чешется шкура! Медведю кажется: он — в раю. Целую ей туфлю, жую подметку, Благопристойность медвежью храня. К коленям ее припадаю кротко — Не часто дождешься такого дня! Она то погладит, то шлепнет меня. Но я в блаженстве, как новорожденный, Реву, улыбкой ее награжденный… Вдруг мило хлыстиком взмахнет: «Allons tout doux! eh la menotte! Et faites serviteur, Comme un joli seigneur» [6] . Вот так надеждой живет дуралей, Терпит все шалости, все причуды, Но стоит чуть-чуть не потрафить ей — Ох, как бедняге придется худо! А впрочем, есть у ней некий бальзам… Порою, к моим снизойдя слезам, Она этим зельем на кончике пальца Смочит иссохшие губы страдальца И убежит, предоставив мне Дурью мучиться наедине. Право же! Нет ничего нелепей: Снятый с цепи, я прикован цепью К той, от которой с ума схожу. Плетусь за ней следом, от страха дрожу, По доброй воле живу в неволе, Но что ей до муки моей, до боли?! Знает, преданней нет слуги. А иногда, веселясь от сердца, В клетке моей приоткроет дверцу: «Что ж ты, дружок, не бежишь? Беги!» А я?.. О боги, коль в вашей власти Разрушить чары этой страсти, То буду век у вас в долгу… А не дождусь от вас подмоги, Тогда… тогда… О, знайте, боги! — Я сам помочь себе смогу! 1775

6

А ну, будь пай-мальчиком! Дай лапу! Отвесь поклон, как подобает благовоспитанному кавалеру (франц.).

НА ОЗЕРЕ

И жизнь, и бодрость, и покой Дыханьем вольным пью. Природа, сладко быть с тобой, Упасть на грудь твою! Колышась плавно, в лад веслу, Несет ладью вода. Ушла в заоблачную мглу Зубчатых скал гряда.
*
Взор мой, взор! Иль видишь снова Золотые сны былого? Сердце, сбрось былого власть, Вновь приходит жизнь и страсть.
*
Пьет туман рассветный Островерхие дали. Зыбью огнецветной Волны вдруг засверкали. Ветер налетевший Будит зеркало вод, И, почти созревший, К влаге клонится плод. 1775

ЗОЛОТОМУ СЕРДЕЧКУ, КОТОРОЕ ОН НОСИЛ НА ГРУДИ

Отзвеневших радостей залогом На груди моей ты будешь вечно. Нить прочней ли, нежель связь двух душ пред богом? Сердечко, ты ль одно не бессердечно? Прочь, Лили, бегу я! Держишь прочно Нитью бессрочной. Наколдовала неволю злую! Ах, Лили, сердце твое, увы, Я вновь и вновь целую. Птицей я лечу под сень листвы (А на лапке нить) — И влачит она свой позор, Нить свою, на вольный простор — К черту все клетки! Да птица не та, увы, Рабства ей уже не забыть. 1775

К ЛИЛИ ШЁНЕМАН

В тени долин, на оснеженных кручах Меня твой образ звал: Вокруг меня он веял в светлых тучах, В моей душе вставал. Пойми и ты, как сердце к сердцу властно Влечет огонь в крови И что любовь напрасно Бежит любви. 1776

ПЕРВОЕ ВЕЙМАРСКОЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ