Странно, что она покинула самолет последней. Капитан и стюардессы должны оставаться на борту до тех пор, пока все пассажиры благополучно его не покинут, так? Но команда куда-то испарилась. Впрочем, Аннет не до того, потому что в надувной лодке царит суматоха, полно людей, и кто-то из пассажиров выкрикивает команды:

— Греби, — слышится голос, — нужно отсюда убираться… воронка!

Какой странный, думает Аннет, далеко ли уплывешь с двумя веслами. Она устраивается поудобнее и наблюдает, как двое мужчин — один тот, что командовал, а второй помоложе — гребут как оглашенные. Лодка болтается на волнах, волны невысокие, лодка вращается — один из гребущих, должно быть, сильнее, думает Аннет, а лодка медленно удаляется от самолета навстречу послеполуденному солнцу. Как на лодочной прогулке: Аннет откидывается на борт, наслаждается пейзажем. Самолет остается позади и медленно, почти незаметно, погружается в воду. Аннет думает, что неплохо бы это сфотографировать, чтобы, когда их спасут, написать репортаж, она расчехляет фотоаппарат, вытаскивает его, поправляет объектив, но, когда оборачивается, чтобы навести фокус, самолета уже нет, исчез без единого звука. Странно, думает Аннет, а лодка проплыла уже прилично.

— Лучше не уплывать далеко, — говорит человек, тот, что командовал. Он старше остальных, у него аккуратные усики, и в нем есть что-то от военного. Мужчины сушат весла, военный вытащил из нагрудного кармана бумагу и табак, скручивает сигарету. — Давайте познакомимся, — говорит он; привык руководить.

В лодке не так много людей, как показалось Аннет вначале. Взрослых мужчин — двое: один говорит, что он страховой агент (в чем Аннет сильно сомневается), а второй, тот, что помоложе и с бородкой, утверждает, что преподает в государственной школе. Жена того, что постарше, пухленькая и с добрыми глазами — повторяет “все хорошо”, хотя чего уж хорошего, она тихонько плачет не умолкая. Еще в лодке сильно загорелая женщина лет сорока пяти, — она молчит о своем роде занятий, — и юноша — говорит, что учится в университете. Когда очередь доходит до Аннет, она говорит: “Я веду в газете кулинарную колонку”. Вообще-то она действительно занималась этим месяца два и знает достаточно, чтобы грамотно соврать. Только зачем врать, — непонятно. Впрочем, кажется, она знает, почему врет: она не поверила никому из этих людей, разве только этой пухленькой и слезливой — у той все на лице написано.

— Нам чертовски повезло, — говорит тот, что постарше, и все соглашаются.

— Как же мы теперь? — спрашивает загорелая.

— Будем сидеть и ждать, когда нас спасут, я так полагаю, — говорит бородатый учитель и нервно смеется. — Нечаянный отдых получается.

— Да тут дел всего на несколько часов, — говорит старший. — Нынче у них все налажено, не то что прежде.

Аннет говорит, что у нее есть еда, и все хвалят ее за такую предусмотрительность. Она вытаскивает завернутые бутерброды, и они делят их поровну, пускают по кругу бутылку с имбирным пивом, запивают им бутерброды. Аннет молчит про арахис и еще две бутылки. Зато говорит, что, если кому надо — у нее есть таблетки от морской болезни.

Она хочет выбросить за борт лоточки от бутербродов, но старший ее останавливает:

— Ни в коем случае, — говорит он, — не выбрасывайте, они могут нам пригодиться. — Она не понимает, как они могут пригодиться, но подчиняется.

Пухленькая перестает плакать, на нее напала болтливость и она расспрашивает Аннет про кулинарную колонку. И все они в этой лодке — веселая компания, сидят и болтают на огромном диване в гостях или в зале ожидания аэропорта, потому что рейсы временно отменяются. Так или иначе, нужно убить время и притворяться веселыми. Аннет скучает. Сначала она думала: вот оно, настоящее, — только где ж тут опасность: в этой шлюпке надежно, как и везде, и она напишет такой же материал, как всегда. Знакомство с Карибским морем на необычной ноте — а именно в рыжей спасательной шлюпке. Очаровательные морские пейзажи и самый тесный контакт с океаном, который невозможен ни на каких других плавсредствах. Запаситесь бутербродами и приготовьтесь пообедать в открытом океане!

Солнце заходит, как всегда, быстро, величественно, и лишь тогда они начинают волноваться. Никакой вертолет не прилетел, и вокруг не видно других шлюпок. Может, слишком быстро гребли. Небо безмолвно, никто не летит их спасать. Но:

За нами обязательно прилетят, — говорит мужчина постарше, а его жена предлагает петь. Она затягивает церковным сопрано “Ты мой свет", и затем перебирает весь репертуар когда-то популярных песен: “На вершине Старого Смоки”, “Спокойной ночи, Айрин”. [26] Остальные подхватывают, и оказывается, Аннет тоже знает эти песни. На одной из них она засыпает, накрывшись зимним пальто: она рада, что его захватила.

Она просыпается затекшая, разбитая. Господи, они все еще здесь. Это уже неинтересно: ей кошмарно жарко под пальто, резиновая шлюпка раскалилась, и ни малейшего ветерка, ровная морская гладь, и только тошнотворное колыхание волн. Все остальные спят кружком, в неуклюжих позах, ноги согнуты под самыми невообразимыми углами. Аннет думает, что лучше бы в лодке было меньше людей, но тут же обрывает мысль. Две другие женщины спят. Пухленькая певунья лежит с открытым ртом и тихонько похрапывает. Аннет протирает глаза — жжет, будто в глаза набился песок. Она вспоминает, что, кажется, ночью вставала и рискованно садилась на корточки, свесившись с борта: верно, чья-то еще попытка не удалась, потому что в лодке витает слабый запах мочи. Пить хочется ужасно.

Бородатый и мужчина постарше сидят, курят. Студент спит, свернувшись клубочком, как щенок.

— Что же нам делать? — спрашивает Аннет.

— Держаться, пока за нами не прилетят, — говорит тот, что постарше. Из-за пробившейся щетины он уже не так смахивает на военного.

— А может, за нами вообще не прилетят, — говорит тот, что с бородой. — Может, мы в этом самом… бермудском… ну, где корабли и самолеты засасывает. Почему самолет вообще упал?

Аннет смотрит на небо, оно еще больше походит на плоский экран. А может, и впрямь, размышляет она, может, они проскочили сквозь экран на другую сторону, и поэтому спасатели их не видят? И по эту сторону экрана вовсе не темнота, а всего-навсего море, такое же, как и то, предыдущее, и тысячи несчастных дрейфуют в оранжевых лодках, потерялись, ждут спасения.

— Главное, — говорит тот, что постарше, — главное все время чем-то себя занимать. — Он бросает бычок в воду. Аннет представляет: сейчас как вынырнет акула и как схватит бычок, но никто не выныривает. — Так, нужно что-то делать, иначе заработаем солнечный удар. — Он прав, они все уже красные как раки.

Мужчина постарше будит остальных и организует сооружение тента: они берут пальто Аннет и мужские пиджаки, соединяя их по принципу петля-пуговица. Навес подпирают веслами, подвязывают шарфами и чулками. Все довольны и садятся под навес. Настроение опять портится. Под навесом жарко, душно, зато они прикрыты от солнца. Опять же идея того, что постарше: мужчины выворачивают свои карманы, а женщины высыпают содержимое сумок.