Шрифт:
Этот звонкий смех привлек всеобщее внимание. Мать, которой то и дело приходилось отвечать на какие-то вопросы гостей, вспомнив о том, что совсем забыла о своей обязанности присматривать за детьми, тут же строго уставилась на старшего сына, не понимая, чем вызван его смех.
Посадник вместе со всеми оторвался от враз пресекшейся беседы и почему-то первым делом посмотрел не на Федора, которому никак не удавалось справиться с разобравшим его смехом, а на своего младшего отпрыска. На его лице отец увидел блин, который мальчик прижимал ладонями. Сквозь прокушенные в блине дыры смотрели лукавые глаза, а высунутый наружу розовый язычок довершал картину. Отец замер в смятении, не зная, как ему сейчас следует поступить, и уже решил, что надо наказать проказника, но в этот момент горницу наполнил хохот. Смеялись и князь, и воевода, и сотник. Словно очнувшись, рассмеялся и сам посадник.
Нахохотавшись вволю, князь вытер глаза, на которых от смеха выступили слезы, и сказал, улыбаясь:
— А ты, Настасья, не хотела таких весельчаков за стол сажать. Вот ведь уморил!
— А по мне, так его наказать надо было бы, — едва скрывая улыбку, строго проговорил посадник, глядя на сына.
Тот, занятый своим делом, кажется, не услышал ни похвалы князя, ни грозных слов отца. Петр остался доволен своей затеей и, теперь не обращая внимания на слова взрослых, сложил вчетверо снятый с лица блин, обмакнул его в стоящую рядом плошку со сметаной и откусил большой кусок. В горнице снова зазвучал беззаботный смех князя. Чумазое лицо малыша, с отпечатавшимися на нем темными следами от жареного блина, теперь украсили широкие белые сметанные усы, которые Петр, как ни силился, но не мог слизать. Вконец отчаявшись, он вытер губы остатком блина и, с трудом запихнув его в рот, с немой мольбой уставился на мать. Она, негодуя в душе, поспешно протянула сыну чашу с молоком, а когда наконец он проглотил блин и, довольный собой, посмотрел на нее, Настасья Петровна принялась вытирать полотенцем чумазое лицо ребенка, что-то шепнув ему на ухо. От ее слов он сразу густо покраснел и пригнул голову к самому столу, лишь мельком осмотрев озорным взглядом всех находящихся в горнице.
«Ишь проказник какой, — подумал воевода, заметив этот взгляд, и, посмотрев на хозяйку, понял: — Кажется, не избежать ему наказания».
Словно прочитав мысли воеводы, князь, который был сегодня удивительно миролюбив и на редкость смешлив, проговорил, улыбаясь:
— Пора и к делам нашим возвращаться. Егор Тимофеевич тебе обо всем, что известно нам стало, поведает коротко, ты его уж нынче долго не держи. А Василько, не обессудь, я с собой заберу. — Князь снова улыбнулся, искоса посмотрев на разрумянившуюся дочку посадника, и, переведя взгляд на ее отца, сказал: — Напоследок хочу, чтобы подняли мы наши чарки за продолжателей рода твоего, Василий Алексич. Чтоб радовали дети тебя, росли крепкими да умными. — Осушив чашу с медом, он поставил ее на стол и поднялся с лавки.
За ним следом встали из-за стола воевода и сотник, которому по приказу Михаила Ярославича тоже надлежало присутствовать на допросах ватажников.
— Спасибо вам, хозяева, за угощение! — поблагодарил князь и в сопровождении сотника направился к выходу.
За воротами князь повернул своего коня в сторону посада, где, как он надеялся, снова сможет увидеть свою зазнобу. Солнце уже сместилось с самой высокой точки на небосклоне, но светило так же ярко и беззаботно.
У Марии с утра все пошло наперекосяк. Солнце светило ярко, звало на улицу, а она все не могла разделаться с домашними хлопотами, мать наказывала сделать то одно, то другое. Наконец, разделавшись со всеми поручениями, она уже собралась навестить подружку, но Ульяна снова остановила ее в дверях, строго сказав, что сегодня отец задержится в лавке и дочери надо будет отнести ему еду.
— А что брат? — вспыхнув, спросила Мария и с укором посмотрела на мать.
— Ты с ним и пойдешь, — спокойно ответила Ульяна.
— Один ведь он ходил, — не унималась дочь.
— Что с тобой, Марья? — удивленно подняла брови мать. — Али забыла, что уговор у нас был. Сама знаешь, на гуляния народ в Москву понаехал, потом и отец допоздна в лавке сидит. Мальца в эту пору негоже одного на торг пускать. Чужаков нынче много, всяк его обидеть может.
— Что ж я, за охрану Илье быть должна? Может быть, мне еще в брони облачиться? — недовольно говорила Мария, исподлобья глядя на мать, уже понимая, что от нового поручения отвертеться не удастся.
— Разговорилась ты больно! Не пойму только в чем причина, — сказала та и внимательно посмотрела на раскрасневшуюся сердитую девушку. — Неужто гулять опять собралась?
— С кем же мне гулять? — резко ответила она. — Я ж тебе еще вчера говорила, что Нютку из дому тепереча не выпускают. Все наше с ней гулянье — у ихних ворот, да и то под присмотром ее бабки.
— Оно и верно, — спокойно сказала мать. — Ей теперь не до гулянья. Нечего и тебе одной на торг шастать.
— Раньше можно было, а теперь нельзя вдруг стало, — пробурчала под нос Мария.
— Будто не знаешь почему! — возмутилась Ульяна, которая никак не могла понять, по какой причине Мария неожиданно стала такой несговорчивой и противится тому, что всегда делала без всяких пререканий. Она уставилась на дочь и строго произнесла: — Я тебе уж не раз говорила, что скоро тебе останется одна дорога — в монастырь. Все подружки твои — мужние жены, а ты, видать, боярина ждешь! Их то, доченька, на всех не хватает, да не больно-то они по посадам разъезжают. Так что не пререкайся, хочешь али нет, а придется тебе с братом на торг идти. Радуйся, что хоть он в провожатые дан, а то с бабкой его отправлю, а для тебя дело и в избе найдется. Раз тебе на люди не охота показываться.
— Ладно, мама, не сердитесь, — почти прошептала Мария, подскочила к матери, обняла ее и потом быстро выскочила в сени.
«Что-то с девкой неладное творится, — подумала Ульяна, взглядом проводив дочь, — в самом деле, одна–одинешенька остается. Вот Анюта уедет, совсем загрустит, не с кем словом будет перекинуться, не кем по посаду пройти. А во всем сама виновата. Упрямая. Вся в отца. Ежели что надумала, так хоть кол на голове теши, со своего не сойдет. Эх, что за девка. Какая же ее участь ждет, как жизнь ее сложится? С таким-то норовом!» Мать вздохнула и принялась складывать в корзинку приготовленный для мужа обед.