Шрифт:
ДРУГ МОЙ!
ЕСЛИ ТЫ УМЕЕШЬ ЛЮБИТЬ, МЕЧТАТЬ И СОСТРАДАТЬ – ПРИГЛАШАЮ ТЕБЯ НА ОСЕННИЙ ТАНЕЦ
ВАЛЬС БОСТОН
РОЖДЕННЫЙ МОЕЙ ДУШЕЙ И СЕРДЦЕМ.
ПЕРЕЛИСТНИ СТРАНИЦУ, И ПУСТЬ НАС ЗАКРУЖИТ
И УНЕСЕТ В ВОЛШЕБНЫЙ МИР БЕЗУДЕРЖНАЯ ФАНТАЗИЯ.
Как быстро утекают годы!
Похоже, я отстал от моды!
Не уважаю Интернет,
По-прежнему люблю рассвет.
Когда рожденный первым луч
Пробьется между грозных туч,
Когда туман с реки уходит,
Стрижи кадриль свою заводят.
А мокрый от росы сверчок
Готовит к вечеру смычок.
Когда маэстро-соловей
Дарует трель душе моей.
Когда сорву я первый ландыш
И принесу его тебе,
И рук тепло услышу милой
На жесткой с сединой щеке.
Когда держу тебя за руку,
Сиянье вижу карих глаз,
И сладость поцелуя в губы
Как будто в самый первый раз!
Когда тихонько рядом дышишь
И то, что я не сплю, не слышишь.
Минувших лет несу я ношу
И никогда ее не брошу.
Так много зла, смертей и боли
Осталось за моей спиной!
Богатства не прошу у доли,
Лишь ОСЕНИ кричу: "Постой!"
Как быстро утекают годы,
Похоже, я отстал от моды.
Не уважаю Интернет,
По-прежнему люблю рассвет.
– Леха, не дергайся! Смотри, какой шустрый! Таня, руку придержи. А теперь добавь-ка еще двадцать тиопентала [1] …
Дитилин [2] …
Пролог
Зловещая свинцово-синяя туча, явившаяся под покровом ночи откуда-то издалека, напугала раскатами грома, вспышками близких молний, порывами ветра, но так и не обронила ни капли. Не пожелала удостоить хотя бы единой слезинки! Отступила к горизонту, оставив ощущение чего-то несбывшегося.
1
Tиопентал натрия – наркозный препарат.
2
Дитилин – миорелаксант, наркозный препарат.
Хоровод пожелтевших листьев, прошлогодней хвои, пыли и мелкого мусора, подхваченный ветром с большущей кучи на заднем дворе, вдруг потерял молодецкий задор и бессильно рассыпался по территории. Наверное, в отместку вечно пьяный сторож Витек, а может быть, кто-то из немногочисленных отдыхающих, поджег остатки мусора, и он теперь, нещадно дымя, испускал удушающее зловоние. Видимо, огонь добрался до банок с засохшей краской, пластиковых бутылок и прочей дряни.
Затворив окно, тоскливым взглядом окинул свое временное при-станище. Розовые в мелкий цветочек обои кое-где вздулись, двухплафонная люстра сиротливо горела единственным глазом сорокаватной лампочки, шкаф с покосившейся дверцей напоминал просящего милостыню инвалида Столетней войны. В углу бедным родственником ютился допотопный холодильник "Донбасс" с нацарапанной на крышке надписью: "Цой жив". Дополняли безрадостную картину две деревянные старушки-кровати, покрытые перелинявшими покрывалами, да тумбочки, неуверенно стоящие на пошатывающихся ножках. Весьма "уместной" для кардиологического санатория была и висящая на стене картина "Последний день Помпеи".
На столике – початая бутылка водки, пожелтевший огурец, два помидора да кусок подсохшего черного хлеба на измятой газете. УКВ-приемник нагоняет безысходную тоску хриплым голосом Высоцкого:
И не церковь, и не кабак, Ничего не свято! Эх, ребята, все не так! Все не так, ребята!Это уж точно… В моей жизни все… все не так!
Шагнул к столу. Налил треть стакана водки. Запах уже щекотал ноздри. Сейчас… сейчас… Влажные худые пальцы заметно дрожат. Ничего, скоро полегчает.
Залпом выпил. Глубоко вдохнув, впился зубами в полузеленый помидор и на мгновенье прикрыл глаза, провожая "зеленого змия" по пищеводу в желудок. Бессильно упал на недовольно взвизгнувшую пружинами кровать. Тупо уставившись в пожелтевший с множеством мелких трещинок и неметеной паутиной потолок, шепотом подпел:
Вдоль дороги лес густой С Бабами Ягами. А в конце дороги той - Плаха с топорами!"Похоже… конец этот… уже недалече".