Лиззи подошла к графине и взяла ее за руку.

— Они сильные, решительные мужчины, они все сделают как надо. Мэри, я знаю, что ты чувствуешь, и я тоже переживаю, потому что люблю Элеонору и так много слышала о Шоне. И люблю его тоже! Наши мужчины сделают все и добьются успеха. Я верю в это, и ты должна.

Мэри обняла ее.

— Тот день, когда ты стала моей дочерью, был благословением для моей семьи.

— В этом я согласен с тобой, — подал голос Тирелл.

В дверь постучали.

Вошел слуга и поклонился:

— Милорд, полковник Рид хочет вас видеть. Сказал — по делу безотлагательной важности.

Все трое переглянулись.

— Пусть войдет.

— Уже вошел. — Красивый белокурый офицер в светло-голубой форме легкой кавалерии возник перед ними. Голубые глаза его были холодны, а взгляд проницателен.

— Наконец мы встретились, лорд де Уоррен. — Офицер поклонился. Но в его словах послышалась скрытая ирония.

— Полковник. — Тирелл повернулся к дамам: — Вы позволите нам поговорить наедине?

— Разумеется. — Лиззи взяла графиню под руку, и они вышли.

— Хотите что-нибудь? — вежливо спросил Тирелл, видно было, как он напряжен. Он не знал ничего об этом офицере. И боялся, что новости, которые тот принес, будут плохими для семьи. — Вино, виски?

— Нет, благодарю. — Рид скривил тонкие губы в подобии улыбки. — Я здесь по поводу сбежавшего преступника — Шона О'Нила.

Тирелла возмутило, что Рид назвал брата преступником с такой откровенной убежденностью, но, понимая, что лучше сдерживать свои эмоции, которые не помогут Шону, скорее навредят, сдержался.

— Я это предполагал, — сухо отозвался он. — У вас есть новости?

— Пока нет. Охота продолжается. Мне бы хотелось услышать от вас, что вы о нем знаете.

— Что я знаю? — Тиреллу становилось труднее контролировать свой гнев, он постепенно накалялся. — Мой сводный брат был заточен в тюрьму на два года, и семью даже не поставили об этом в известность! Что я знаю? — повторил он уже сдержаннее. — Мой брат был обвинен в измене — но его семья ничего не слышала о суде над ним. Поэтому я ничего не знаю, сэр.

— Я уверен, что власти уже извинились перед вашей семьей за это нарушение этикета.

Тирелл даже задохнулся от возмущения.

— Бросить моего брата в тюрьму, оставить гнить в одиночке два года вы называете нарушением этикета?

Рид вздохнул:

— Произошло какое-то недоразумение. Но я здесь не затем, чтобы защищать нашу тюремную систему. О'Нил с вами связывался после побега?

— Нет.

— Но он был здесь вчера. Три сотни гостей видели его.

— Я тоже его видел. И это в первый раз после того, как он покинул дом. Впервые за четыре года. — Тирелл почувствовал, что должен немедленно смочить горло, подошел к столу и налил себе крепкого ирландского виски.

— Так вам неизвестно, что он жил в Килворе перед тем, как там произошел бунт?

— Меня информировали об этом после его побега. Понятия не имею, где этот Килвор находится.

— Это маленькая фермерская деревня в Мидланде, к югу от Дрохеды. И когда ваш брат женился, разве он не написал вам или кому-то из семьи, чтобы порадовать вас вестью?

Тирелл был поражен.

— Он женился? — И сразу подумал об Элеоноре. Как она будет несчастна, когда узнает.

— Вижу, вы искренне удивлены.

— Но мы ничего не слышали о нем с тех пор, как он покинул родной дом. Вы кажетесь мне разумным и справедливым офицером, полковник Рид. Если и был бунт в этом Килворе, то мой брат не принимал в нем участия, я в этом уверен. Он был частью аристократии здесь, в Ирландии, с тех пор как мой отец женился на его матери. Кто-то вел этих крестьян, но не он, сэр.

— Но это был именно он.

Тирелл промолчал, вспомнив, что Шон и раньше всегда был на стороне фермеров и крестьян. И теперь он опасался худшего.

Рид приподнял светлую бровь.

— Но он не аристократ по рождению, не так ли? Его отец арендовал у графа землю, разве не так? Семья католиков, никаких титулов, только сэр капитан О'Нил заслужил свой титул, служа на королевском флоте.

— Но что вы хотите этим сказать? Мой брат вырос вместе со мной, наши комнаты были рядом, он имел все, что имели мы, он воспитан джентльменом. Он не виноват в этом бунте, сэр. Нашелся другой человек, который подбил их к неповиновению.

Рид холодно улыбнулся: