С большой группой чекистов на двух машинах я в тот же день выехал из Сочи. В Туапсе и Геленджике к нам должны были присоединиться еще около 200 краснодарских и крымских чекистов. Дорогу до Новороссийска противник бомбил и обстреливал нещадно.

В Новороссийске я быстро связался с чекистами горотдела, со штабом военно-морской базы, которой командовал капитан первого ранга Г. Н. Холостяков (позже вице-адмирал, Герой Советского Союза), с командованием 32-го Новороссийского погранотряда, и мы согласовали план действий. Многие промышленные предприятия частично уже эвакуировались, другие уничтожены. Остальные предстояло немедленно ликвидировать, и мы приступили к делу.

Обстановка в городе создалась сложная. Начались пожары, грабежи магазинов, складов и особенно винных подвалов. На улицах появлялись пьяные мародеры, по ночам промышляли уголовники. Чтобы помочь военному командованию в наведении порядка и в организации достойного отпора врагу, крайком направил сюда группу ответственных партийных работников, секретарей крайкома В. Н. Сущева, И. И. Поздняка, А. А. Егорова, председателя крайисполкома П. Ф. Тюляева. Входил в нее и секретарь горкома С. Е. Санин. Хорошо проявили себя в этой сложной ситуации пограничники. В неразберихе эвакуации и отступления они оказались именно теми людьми, на которых можно было целиком положиться.

С начальником отряда подполковником Иваном Лукичом Рудевским мы не раз встречались по работе еще до войны. Высокий худощавый человек с безупречной выправкой кадрового военного, строгий и требовательный командир — про таких обычно говорят: военная косточка. При близком знакомстве открывались и другие его достоинства: интеллигентность, редкая начитанность, прямодушие, доброта. На границе Рудевский служил давно. Отряд Ивана Лукича заслуженный, боевой. Не один десяток вражеских агентов, шпионов, контрабандистов задержали и обезвредили пограничники-новороссийцы. Накопили они и немалый опыт совместной борьбы с контрреволюционными элементами. Как-то Иван Лукич рассказывал мне, как в 1929 году на Северном Кавказе удалось вскрыть сильную, хорошо законспирированную монархическую организацию «Имяславцы». В ликвидации ее принимали участие окружной отдел ГПУ и пограничники Новороссийского отряда. Сражались они и против повстанческих банд… Вот и теперь, в сложный, ответственный момент, когда враг остервенело рвался к городу, пограничники вновь оказались на высоте.

Буквально в короткое время беспорядки в Новороссийске удалось в корне пресечь, виновных строго наказать, и город, почувствовав твердую руку партийного руководства, предельно мобилизовался и стал активно готовиться к нелегкой битве с врагом. А враг все нажимал и нажимал. С севера и со стороны Краснодара к Новороссийску рвались части 17-й немецкой армии, из Крыма к броску на Тамань готовилась 11-я армия генерала Манштейна. Немцы торопились сорвать «эдельвейс» еще до наступления осени.

Однажды, на пятый или шестой день нашего пребывания в городе, вечером, после нелегких трудов и забот Поздняк, Сущев, Санин и я с группой чекистов возвращались к себе на девятый километр, где в маленьком домишке находилось наше временное пристанище. В районе цементных заводов Василий Николаевич Сущев попросил остановить машину и вышел из нее. Не знаю, что его вдруг заинтересовало, я находился в другой машине. Мы тоже вышли и остановились неподалеку. Я подошел к Санину. Он закурил. Нас разделяла с Сущевым машина. Неожиданно рядом разорвался одинокий снаряд. Звук взрыва был отрывистый и короткий. Осколки просвистели у нас над самым ухом. Мы даже не успели среагировать. Потом Санин резко сорвался с места, он первым заметил, как начал падать Сущев. Когда мы подскочили к нему, на его спине расползалось бурое пятно крови. Он был убит наповал.

Этот случай потряс и ошеломил нас. Мы долго не могли произнести ни слова. Потом кто-то предложил ехать на девятый километр, тем более что фашисты снова возобновили бомбежку и массированный обстрел города.

Василия Николаевича Сущева, одного из секретарей крайкома партии, мы похоронили на девятом километре, чуть в стороне от дороги, у одинокого приметного дерева. Могилу рыли чем придется — лопат не было, получилась она мелкой. Речей не произносили. Вытащили пистолеты и дали троекратный залп. И Санин тихо сказал:

— Пусть, Василий Николаевич, земля тебе будет пухом. А с фашистами мы еще посчитаемся…

Вскоре после этого ушел в горы Санин.

К концу сентября обстановка на нашем участке фронта стабилизировалась. Большая часть Новороссийска находилась в руках врага, но расположение советских войск позволяло им не только вести успешные оборонительные бои, но и контролировать положение в городе и закрыть доступ в Цемесскую бухту, в которую так и не прошел ни один фашистский транспорт. Попытка гитлеровцев прорваться к Туапсе тоже не увенчалась успехом. Самое большое, чего им удалось добиться, это выйти к Гойтхскому перевалу и овладеть горой Семашхо, с вершины которой хорошо был виден пылающий от беспрерывных бомбежек город и такое близкое, но недоступное для них море. Врага остановили также на Тереке и на перевалах Главного Кавказского хребта.

Мы знали, что в период самых ожесточенных боев за Кавказ в августе 1942 года в Москву прилетел Черчилль для переговоров со Сталиным по вопросу о втором фронте. Но наши надежды на открытие боевых действий союзниками в Европе не оправдались. Правда, англичане и американцы предложили ввести свои войска на Кавказ, но Советское правительство такого рода «помощь» решительно отклонило. Как и прежде, нашей стране приходилось рассчитывать только на свои силы. И партия делала все, чтобы мобилизовать наш народ для решительного отпора врагу.

Как только врага остановили, значительно активизировали свои действия кубанские партизаны. Они разрушали коммуникации противника, взрывали и сжигали склады с боеприпасами и продовольствием, нападали на штабы. Партизаны совершали дерзкие рейды по немецким тылам, а когда требовала того обстановка, сражались на передовой рядом с регулярными частями нашей армии.

Активно участвовали в этих боевых делах и отряды Новороссийского куста, с которыми взаимодействовала моя оперативная группа. Надо сказать, что партизанская борьба на Кубани имела свою специфику, на которую обращал внимание Селезнев. На одном из совещаний партизанских командиров он говорил: