Всемирный потоп. Миф, легенда или реальность?

Совместимы ли научные и религиозные представления? На протяжении почти всей истории науки этот вопрос мог вызвать лишь улыбку. Какова же еще может быть задача науки, как не изучение Мироздания с целью выявления существующих закономерностей? А раз уж мы беремся изучать законы природы, то мы — само собой разумеется — заранее предполагаем их, этих законов, существование. Весь научный опыт подтверждает правильность этого предположения, свидетельствуя о красоте, разумности и гармонии, царящих в природе. Поэтому суждение о мудром Законодателе представляется куда более правдоподобным, чем рассуждения о случайном возникновении всего природного великолепия. Говоря другими словами, если существуют законы природы, и эти законы разумны (а в этом нас убеждает весь научный опыт), то неизбежно существует Законодатель, и этот Законодатель также разумен. Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы (Послание апостола Павла Римлянам 1:20).

Ученый-атеист похож на незадачливого рыболова, который, с одной стороны, будучи абсолютно уверен, что в пруду рыбы нет, непонятно зачем забрасывает туда удочку, а с другой стороны, несмотря на постоянный улов, продолжает утверждать, что рыбы не бывает.

Благоговейное прикосновение к тайнам Бытия, постижение высшего замысла Творца всегда были истинной целью и наибольшим наслаждением для ученого. Служению этой цели полностью посвящали себя такие ученые как Ньютон, Кеплер, Планк, Коперник, Ломоносов, Паскаль, Джоуль, Пастер, Бойль, Мендель, Кювье, Галилей и многие другие. Атеист так же редок в этом списке, как лишенный слуха человек в числе известных музыкантов. Многовековой опыт показал, что всякий раз, когда результаты исследований естествоиспытателей приходили в противоречие с библейскими представлениями, те, кто спешил объявить Библию мифом либо искать в ней лишь аллегорический смысл, со временем оказывались посрамленными. Истинной причиной противоречия всегда оказывалась неточность либо неполнота научных знаний, а созданные тысячи лет назад тексты опять поражали достоверностью и поэтичностью описания физической картины мира.

Сильнейший духовный кризис постиг науку в минувшее столетие. Ключевым моментом этого кризиса можно считать опубликование в 1859 году, после двадцатилетних сомнений, церковным старостой Чарльзом Робертом Дарвиным своего труда Происхождение видов путем естественного отбора. Ведущие специалисты того времени в области биологии и палеонтологии подвергли работу резкой, конструктивной критике. Более того, сам Дарвин прекрасно понимал, что его труд носил сугубо умозрительный и бездоказательный характер.

«Вы будете весьма озадачены этой книгой, она будет неимоверно гипотетична — писал автор Происхождения одному из своих коллег в 1858 году. — Скорее всего, от нее не будет другой пользы, кроме как от сборника нескольких фактов. Хотя мне кажется, что я нашел свой путь подхода к происхождению видов. Но так часто, почти всегда, автор убеждает сам себя в истинности собственных предположений». До конца своих дней Дарвин продолжал сомневаться в верности сделанных выводов: «Я уверен, что в этой книге вряд ли найдется хоть один пункт, к которому невозможно подобрать факты, которые бы приводили к прямо противоположным выводам, чем найденные мною». И действительно, за более чем сто лет, наука так и не подтвердила ни одного из положений этого столь нашумевшего труда.

Однако работа естествоиспытателя-любителя пришлась как нельзя кстати назревавшим в то время социальным тенденциям, и многих последователей теории Дарвина, в отличие от самого ее создателя, перестало интересовать, соответствует ли принятое ими за основу умозрительное построение хотя бы таким элементарным научным фактам, как, например, отсутствие каких-либо переходных биологических форм в летописи окаменелостей, или, скажем, наблюдаемые на практике не развитие и возникновение, а наоборот — деградация и вымирание видов в соответствии с основными законами природы.

Так или иначе, уже к концу прошлого века механистическая система видения мира, основанная на главенстве случайных процессов, получила настолько широкое распространение, что зачастую термины атеистический и научный стали употребляться как синонимы. Исключив из арсенала науки понятие Божественного провидения, ученые ограбили себя не только методологически, но и духовно. А параллельно бездуховной науке росли и развивались бездуховное искусство, бездуховное образование, бездуховное производство, бездуховная медицина.

Впрочем, материалистическое мировоззрение лишь условно можно назвать атеистическим. Само понятие материи, бесконечной в пространстве и во времени, является предметом веры, а не предметом знания. Как это ни парадоксально звучит для людей, с детства механически заучивших идеологический тезис о превосходстве атеизма над религиозным сознанием, вера в несуществование Бога — такой же вид религиозного мышления, как и вера в существование Бога. И то и другое — всего лишь вера, ибо оба эти положения в принципе недоказуемы экспериментально. Материализм — такая же форма идеалистического мировоззрения, как и всякая другая, основывающаяся на умозрительных построениях. Эволюционизм не менее гипотетичен, чем креационизм (естественнонаучное учение о сотворении мира), поскольку наблюдение нами исходных процессов происхождения невозможно, и мы можем лишь строить те или иные предположения на основе трактовки наблюдаемых в наши дни экспериментальных данных.