Ирочка опять всхлипнула, но уже без слез. Покопавшись в кармане нежно-голубых узеньких джинсиков, она вытащила сложенный в несколько раз листок из тетради в полоску и протянула его Савченко. Руслан развернул его и прочел:

– «Ты мне очень нравишься. Я обо всем догадался, но это не изменит моего отношения к тебе».

– Во как! – восхитился Савченко. – И где же тут написано, что Доронин ни при чем?

– Да это же его почерк! – выкрикнула Ирочка, и Руслан вынужден был зажать ей рот рукой.

– Потише! Будешь так орать, нас в два счета обнаружат! – недовольно проговорил он свистящим шепотом, потом убрал руку от лица одноклассницы и решил уточнить: – А ты это точно знаешь?

– Да. – Ирочка кивнула и добавила: – Я все про него знаю. У него буква «д» со смешным крючком, так больше никто не пишет.

– Ну… возможно. Это он тебе написал?

Лицо Разуваевой сморщилось. Она явно снова собиралась заплакать, и Руслан как-то сразу все понял.

– Он нравится тебе, да? А записка написана другой девчонке, так?

Ира опять кивнула, потому что сказать ничего не могла. По щекам все же покатились слезы.

– Тогда мне непонятно, откуда у тебя эта записка, если она предназначена другой?

Ира так шумно высморкалась в кружевной розовый платочек, что Руслан вынужден был опять выскользнуть из убежища и посмотреть в лестничный пролет. Им с Разуваевой все еще везло: на лестнице никого так и не было. Вернувшись к девочке, Савченко повторил свой вопрос в усеченном варианте:

– Откуда у тебя эта записка?

– Понимаешь… уходя из кабинета английского, ты так толкнул один стол, что из него выпала эта записка. За этим столом всегда сидит Филипп.

– Интересно, почему он эту записку не отдал? Зачем такой компромат в столе оставил?

– Я не знаю. Наверное, он просто забыл о ней, когда начались эти штуки с доской… Мы все тогда растерялись.

– Та-а-ак… Интере-э-э-эсненько, – протянул Савченко, – кому же наш Филипок написал сию любовную записочку? Ты не в курсе?

Ирочка вытерла кружевным платочком раскрасневшийся носик и сказала:

– Мне кажется, что Филиппу нравится Соня. Он все время на нее смотрит.

– Что-то я не замечал…

– Тебе незачем. А я… А мне… Словом, я сама на него все время смотрю, а он… А он – на Соню… Но если он так пишет Соне, что обо всем догадался, но не изменил к ней своего отношения, то… – Ирочка замолчала, беспомощно глядя на Руслана.

– Не хочешь же ты сказать, госпожа Разуваева, – начал Савченко, с подозрением поглядывая на одноклассницу, – что доску намазала какой-то дрянью сама Чеботарева? Этого ж не может быть!

– Ничего я точно не знаю, Руслик, кроме того, что Доронину нравится Соня. А в то, что Соня могла… В общем, мне и самой в это не верится…

– Знаешь, Ирка, вообще очень трудно поверить, что это сделал кто-то из наших. Мы же с первого класса вместе учимся, и никто раньше ни в каких подлостях уличен не был. Так только… ерунда всякая… детство в некоторых играло, поэтому….

– Но ведь Фил может и ошибаться, – прервала ход его размышлений Ирочка.

– В смысле? – не понял Руслан.

– Ну, ты же видишь… он пишет, что все знает, но это его не слишком беспокоит…

– Ну и?

– Ну… он же может ошибаться в своих догадках. Нам вот с тобой обоим кажется, что Соня на такое не способна…

– Да-а-а… – озабоченно протянул Руслан. – Пожалуй, придется спросить Чеботареву об этом в лоб… Фил-то вряд ли расколется…

Савченко посмотрел на несчастное личико Ирочки, потом протянул руку к ее голове и легко снял с волос поникшую бабочку. Расстроенная девочка совершенно не замечала, что ажурные пластиковые крылышки то и дело царапают ей висок.

– Слышь, Ирка, а ты никогда не пробовала отцепить свои дурацкие заколочки и ходить без них? – спросил молодой человек. – Вечно у тебя на голове такое наверчено, что диву даешься! Сколько же ты времени по утрам на это тратишь? Наверное, часа за два до начала уроков встаешь, да?

– Нет… как все встаю, – отозвалась Ирочка, посмотрела на свою бабочку и сказала: – Она же красивая…

– Кто? Вот это ядовитое насекомое?

– Почему вдруг ядовитое? Бабочки вовсе не ядовитые! Как будто не знаешь!