Русская поэзия Китая: Антология
вернуться

Колосова Марианна
Шрифт:

ДАЛЕКОМУ ДРУГУ

Марианне Колосовой

Я память дней тихонько отодвину, Хотя тех дней разлуке не вернуть… Ты где-то там на клавишах машинки Отстукиваешь будничную муть. Я в сутолке размеренной фабричной Записываю цифры и часы. Разлука занавескою привычной Между тобой и мной назойливо висит. И нет ночей, когда врывались строфы, Вливая веру в призрачный успех. И на пути писательской Голгофы Мы не расставили знакомых вех. Пишу-письмо и чувствую, что трудно Сказать о том, что неотрывно жжет: Твой строгий стих чеканно-изумрудный, Мой юный и надломленный полет. Мне жалко нашу хмурую каморку Наш сломанный диван, наш старый табурет, Мне жалко смех твой сдавленный и горький И свечки тусклый распыленный свет. Пусть только в снах я прошлое придвину: Зашла бы я в ту комнату опять, Чтоб клавиши у пишущей машинки Тайком от всех тихонько целовать. Там сторожит тебя Великая Идея, Меня любовь и счастье стерегут. И наша встреча победить не смеет, Хотя бы встреча нескольких минут. Сентиментальная, как в повестях старинных, Разлука темным пологом висит. Ты буднями стучишь на клавишах машинки, А я записываю цифры и часы.

ПЕКИН

Высокая белая лестница к башне, В кумирню великих богов. Я яркими красками пестро раскрашу Узорную сказку стихов. Резные колонны. На лесенке вышит Резцами столетний дракон. И Будда под яркой узорною крышей Глядит на изгибы колонн. Глаза золотые на солнце мерцают, Глаза его смотрят в упор. Забытую мудрость большого Китая Замкнул в себе пристальный взор. Когда-то входили сюда богдыханы Склонялись в молитве пред ним… И падал безумец к ногам бездыханный, Сраженный безумьем своим. Когда-то по этим холодным ступеням Молиться ходил Чингисхан, Для нас он остался далекою тенью, Властитель исчезнувших стран. Ему здесь мерещились дальние сопки Богатой славянской земли, Победу просил он смиренно и робко, А дни беспощадные шли. Погиб он в далеком, спокойном просторе, Курган его сон сторожит, А Будда — свидетель победы и горя Все так же спокойно молчит. Узорная башня. На мраморе сложен Видением сказочным храм. Никто его мирный покой не встревожит, Он верен прошедшим векам. Все так же он будет смотреть на столетья. У Будды молчанье в глазах — Блестят они золотом в призрачном свете, Они не тускнеют в слезах. Забытая сказка большого Китая, Ушедшая мудрость веков… В кровавом столетьи мы сказок не знаем, И нет у нас сказочных снов.

ВЛАДИМИР СЛОБОДЧИКОВ

СТАТУЯ

Ты, как Ева, изгнана из рая За соблазн, за грех, за пустоту, А теперь в тебе молва людская Воплощает райскую мечту. Ты рукою, обращенной к звездам, Вечности указываешь путь, Раскаленный и тяжелый воздух Не проникнет в мраморную грудь… С этих губ, в улыбке задремавших, Не сорвутся никогда слова. В этих взорах, некогда пылавших, Не таятся чары волшебства. И, готовая раскинуть крылья, Чтоб, как ангел, взвиться в высоту, Ты стоишь, окутанная пылью, На горячем каменном мосту. Ты стоишь, на звезды устремляя Свой слепой и равнодушный взор, Ты стоишь, под грохот вспоминая Тишину твоих Каррарских гор.

«О, лишь для нас с тобою, дорогая…»

О, лишь для нас с тобою, дорогая, Для нас двоих десятки тысяч лет Летят миры, в морях пространств сгорая, Сияет солнце, разливая свет. Сияет солнце, согревая вешним Своим теплом бутон земли, чтоб он Цветком не расцветавшим и нездешним Расцвел бы раз в безбрежности времен. Расцвел бы раз цветком любви нетленной, Любви моей, любви твоей, мой друг, Единственным в истории вселенной, Но завершающим созданья круг.

НЕПТУН

Черной ступней придавил Воду, трезубцем взбурлил: «Больше меня не зови В пленную сладость земли!» В холод спускал пароход. (Волны и волны кругом; Гребни взлохмаченных вод Гулко боролись с винтом). Из глубины вылезал, Тонким трезубцем играл. (Злые акульи глаза Чудились мне до утра.) За пароходом нырял И выползал на корму; Тонкий трезубец бросал В настороженную тьму. Звезды над нами качал, Руки в пространство тянул, Силился перекричать Неумолкаемый гул; Силился перекричать Голосом хриплым своим. Кровь его не горяча. Светом пронзенный дневным, Он опустился на дно. Волны разбил пароход. Звезды ушли в небосвод. Солнца открылось окно.

ГАДАНЬЕ

Зима сворачивает полог, Но души холодом полны. Как скучен и тревожно долог Обетованный шаг весны! Умрет февраль, и в серых лужах Расплавится, размякнет март. Что будет после — лучше? хуже? Возьму колоду старых карт. Дорога и еще дорога, Шестерка и восьмерка пик. Я с возрастающей тревогой Душой к вещанью карт приник. Безумие или виденье?! Я вижу призраки: везде Проходят тени — отраженья Бегущих от судьбы людей. Как за страницею страницу Листают книги, так и тут — Знакомые, родные лица Бегут, бегут…

ИСКУШЕНИЕ

Большие вопросы Простыми словами… Вот ты с папиросой Склонен над стихами. Пьянящие волны Все выше и выше… Вот голос тяжелый Откуда-то слышен: «В бездонную пропасть Все люди несутся. К чему твоя робость? Пора встрепенуться! Ведь, кажется, просто Добиться свободы: С высокого моста Под черные воды… Иль выстрелом четким С улыбкой надменной Земные решетки Разрушить мгновенно…» «Нет, голос, ты демон, Ты жалок и беден Всегда и везде мы Стремимся к победе! А ты соблазняешь Безумьем и душишь, И в пропасть толкаешь Бессильные души». …А дым сизоватый Все выше и выше… Вот голос крылатый И ласковый слышен: «И сумрак могильный, И смерть безобразны. Ты — бодрый и сильный — Не слушай соблазнов, А думай о Боге, О жизни безгрешной, О светлой дороге Веселой и вешней…» С надеждой на Бога (Так просто и ясно) Земная дорога Легка и прекрасна!

МИХАИЛ СПУРГОТ

«Сижу с китайцами в харчевнях…»

Сижу с китайцами в харчевнях, Ведя бесед несложных ряд, И странной радостью напоен Мой каждый в быт Китая взгляд! И, жадно впитывая соки Культуры чуждой мне страны, Я знаю, что подходят сроки Тоскою вздыбленной весны!.. Горячий ханшин чуть туманит Мозг, обожженный жаром слов, И тихо плавают в тумане Виденья чудищ и богов. И сердце вдруг вздымает бурно, Как от тайфуна иль грозы, Один лишь мысли всплеск лазурный Из мудрых песен Лао-цзы!..