Русская поэзия Китая: Антология
вернуться

Колосова Марианна
Шрифт:

СЛАВА

Не начертит в небе комета Для потомков имя мое; А зачем мне слава поэта, Если варвар сотрет ее. Словно тьма саранчи размножен. Не учен, но трижды хитер, Вынет огненный меч из ножен. Запалит огромный костер. Все погибнет в натиске новом. Уцелеть ли моим стихам. Даже нас, исчезнувших, словом Назовут непонятным нам. Только звезды будут, как эти. Да к полудню такой же зной… Пусть же грезят новые дети О бесславной славе земной. 1941

«Мне некому завидовать; и лгать…»

Мне некому завидовать; и лгать Не стану я за крохи скудной пищи. Ты дал мне все, что только можно дать Такой, как я, — и радостной, и нищей. Я не боюсь ни умереть, ни жить — И вот пою, сплетая дни, как пряжу, И знаю, жизни немудреной нить На небесах мне ангелы развяжут. А в Судный день мы все к Тебе слетим. Твой будет лик властительно-чудесен. И я тогда перед Тобой одним Дам покаянную за бренность песен. 1943

ЭММА ТРАХТЕНБЕРГ

НЕ ТЕРЕМ

У меня мансарда, не терем, Вместо мягкого ложа — кровать, Но я в лучезарное верю И пишу поэмы в тетрадь. По ночам близко воют кошки; До утра стану свечку жечь, Но зато у меня в окошке Золотится звездная сеть. Частым ветром ветхие ставни Ржавым стоном поют псалмы, И я с Музой, с гостьей недавней, На крутые всхожу холмы. А ночами все мысли строже, А ночами так много слов: Ведь бессонница черной рожей Вылезает из всех углов. Не Слыхать здесь ни шума, ни спора, Здесь никто никогда не кричал; И на маленький томик Тагора Хрупким светом светит свеча. А на стенах в белой известке Нет картин, нету красок, огней, Лишь портрет Гумилева-подростка — Символ гостьи ранней моей. Мне не жаль, что это не терем, Что так страшно и пусто спать; Но я в лучезарное верю И пишу поэмы в тетрадь. 1930 Шанхай

ПИСЬМА

С конвертов сорвана печать, И пальцы в трепетной тревоге… Прекрасной музыкой звучат Все русские слова и слоги! И эти письма с той земли, Где все мне близко и понятно, Привозят птицы-корабли Так бережно и аккуратно… Здесь месяц только что взошел И свет дробит, в листах качаясь. Мне кажется, сто лет прошло, Как чужестранкой я считаюсь. Но все еще жива во мне Разлука, выпитая нами, И он, оставленный в стране, Где люди с узкими глазами. И оттого мне все грустней, Что мой призыв несмело-робкий. Как сладко вместо Пиреней Маньчжурские увидеть сопки! И думать, что он там живет, И пишет письма на балконе; Пускай Китай всю щедрость льет В упругие его ладони! И пусть напомнит про роман, Оконченный жестоко рано; Теперь меж нами столько стран, И городов, и океанов! А к берегам его земли Я не вернусь уже обратно… Привозят письма корабли Так бережно и аккуратно. 1931

«Над озером — белые голуби…»

Над озером — белые голуби, А в небе — фрегатная снасть… Я знаю, ты многое отдал бы, Чтоб в нашу страну попасть. И я отдала бы тоже Озерную эту тишь, Чтоб видеть желтую кожу И цепь ободранных рикш!.. 1932

ПИСЬМО МАТЕРИ

Опять в печали сердце сжалось, Опять волнует близкий май, Но я такою же осталась И родиной зову Китай!.. Опять весна, моя родная!.. Но не тоскуй, не жди, не плачь, Ведь я уже не вспоминаю Начало наших неудач. Года летят, как камни с кручи. Нельзя за ними уследить… И может быть, намного лучше, Что суждено разлуке быть… Как хорошо вдруг стать здоровой, Писать поэмы на лету!.. Но я опять уже готова Тоскливо кашлять в темноту. Здесь горы, словно тень Урала, — Где детства светлая печать. Я там когда-то умирала И… умираю здесь опять. Но только здесь чужие лица, Чужой восход, чужой закат… Зажму глаза и вижу: птицы С крылами синими летят. Летят стрелою птицы эти Туда, где древняя страна, Туда, где в складках многолетья Косая Азия видна. Мир и привет вам, мысли-птицы, Без вас бы было тяжелей, А здесь горячий свет ложится На замки принцев и царей. И каждый вечер, засыпая, В спокойных горбах Пиреней, Я нежно, нежно вспоминаю Тебя, и брата, и друзей… Как все прошло, как все далеко, Зачем такой излом в пути? И тропы к Дальнему Востоку Не так легко теперь найти… И ты, я знаю, твердо знаю, Наверно, плачешь обо мне, А я уже не вспоминаю Начало страшных, черных дней. Про эту боль и эту жалость И ты совсем не вспоминай… Ведь я такою же осталась И родиной зову Китай.

ШЕПОТОМ

Впереди прекрасное видно, По чужим ступаю следам… Пусть ударят — мне не обидно. Предадут пусть — я не предам. Не святая я и не лучше Тех, кто в жизни ведал беду; Видно, просто сквозь тьму и тучи Я узнала свою звезду. Это — чудо случилось со мною… Безголосой долго жила, Вдруг услышала за спиною Шелест маленького крыла. И второе скоро явилось… Невысок был мой первый взлет, Но незримая дверь открылась В близкий, тихий небесный свод! Пусть мой голос нестройно ломок, Пусть я песню только шепчу, — Не орлица ведь я — воробьенок, — Все же чувствую, что лечу! И откуда такое благо Мне, невзрачной, слабой, простой? Пролился дождем на бумагу Весь восторженный шепот мой.

ЛИДИЯ ХАИНДРОВА

«Смятенная душа не знает слез…»

Лидия Хаиндрова
Смятенная душа не знает слез, Пощады нет тому, кто раз смирился. Но эта ночь полна таких угроз, Что ангел вздрогнул и ко мне явился. Благословляя огненным крестом, Вошел в мой всеми позабытый дом. 1936

ГОРСТЬ ЗЕМЛИ

Каким был тусклым круглый лик луны И как в углу смеялся желтый Будда, Когда пришелец из моей страны На память горсть земли принес оттуда! На память о борьбе добра и зла — Напоминанье горькое оттуда… Дрожит рука — не развязать узла! Смеется надо мною желтый Будда. Пылающим костром была страна… Без сна лежу. Как больно слезы ранят! Опять с тобою мы лежим без сна, Моя сестра, всепомнящая память. В последний раз мы встретились с тобой. Передо мною горсть земли оттуда… И мы смеяться будем над судьбой, Как ты теперь смеешься, желтый Будда. 1936