— Не расстраивайся ты, Петь, — сказал Рябинкину Виктор Извеков. — Даже если случай будет несвежим, твои студенты его на всю жизнь запомнят. Особенно как понюхают… — Извеков уже был у выхода, а морской колокол все звенел и звенел. — Во сне им будет это утопление сниться.

— А мне однажды приснилось, — вдруг опять распушил усы веником Хачмамедов, снова появившись в дверях. Он, видимо, так и циркулировал от дверей к окну в своем кабинете для успокоения, — что у нас на Центральной площади на памятнике Ленину повешенный висит. Прямо на его вытянутой руке. И было это еще, между прочим, при советской власти.

— Вот этот сюжет и надо пустить в наш пятый шкаф, — на ухо Рябинкину шепнула Лена и оступилась на вдруг подвернувшейся ноге.

Соболевский сделал шаг вперед и поддержал Лену под руку.

— А не пора уже вашей новой сотруднице домой?

— А ты чего беспокоишься? — ухмыльнулся Хачек. Он был постарше Соболевского и обращался к нему неодинаково: когда на «ты», когда на «вы».

— А я о девушке беспокоюсь, — не смутился Игорь Владимирович. — Вы тут все люди стойкие, а она неважно себя чувствует. Я отвезу ее домой.

— Ну-ну, — почесал затылок Хачмамедов и скрылся в кабинете.

— Я в принципе сам могу ее отвезти, — Рябинкин вдруг почувствовал укол ревности. Не лично по отношению к Лене, а как бы ко всей кафедре, интересы которой он вроде бы, как начальник, должен был представлять.

Соболевский мягко улыбнулся:

— У вас, Петр Сергеевич, насколько я знаю, второго шлема нет. А без шлема на мотоцикле нельзя. Еще милиция остановит. — Он посмотрел Лене прямо в глаза. — Правильно я говорю?

Рябинкин не нашелся что ответить и молча пошел из танатологического отсека. Лена внезапно почувствовала себя отступницей. Нет, в предательстве она замешана никогда не была. Она поспешила за Петей к лестнице.

— Петр Сергеевич, у нас рабочий день на сегодня уже закончился? Или я вам еще нужна? Если нужна — я останусь. — Ей хотелось, чтобы он хотя бы ей улыбнулся. Но Петя буркнул:

— Я вас не задерживаю. Завтра быть на кафедре ровно в восемь. — И, не попрощавшись, ушел в свой кабинет. Лена беспомощно оглянулась. Следом за ней легкой походкой фигуриста, насвистывая, на кафедру поднимался Соболевский.

Саша Попов вяло ковырял ложкой в тарелке с грибным супом.

— Белые грибы. Сам собирал. — Отец стоял у раскрытого окна и дымил во двор.

— Да? Где же ты их нашел? — притворно удивился Саша. Весь город собирал белые только в одном месте. Километров на двадцать от набережной с «писающим летчиком» вдоль берега реки тянулась детская железная дорога. Оканчивалась она станцией «Дубки». Там, в дубовой роще, где когда-то были разбросаны ведомственные пионерские лагеря, всегда водились белые грибы. В других местах — год на год не приходилось. То в лесах вырастали гигантских размеров подосиновики рядом с какими-то подозрительными чернушками, то все более или менее старые пни обрастали опятами, и тогда в Бюро наступало «грибное меню» — среди настоящих опят нередко росли и ложные, и тогда людей с отравлениями ядовитыми грибами привозили целыми семьями. Однако место для белых вблизи города было только одно — «Дубки».

— Я, пока тебя не было, в Бор ездил, — сказал отец.

— В Бор? — Огромный сосновый Бор был в двухстах километрах, почти на самом краю области.

Отец докурил сигарету и повернулся к Саше.

— Ага. — И он довольно хмыкнул, будто поездка в Бор оказалась для Саши каким-то необыкновенным сюрпризом.

— С кем же ты ездил? Неужели один?

— Старый прокурор собрал компанию. Он с женой, да его бывший помощник, да еще два мужика из следственного отдела. Сейчас никто уже не работает. Времени у всех до черта — сели в машину и поехали. И не зря.

Саша только тут заметил два таза, стоящих в углу, доверху наполненных белыми грибами. Да еще не разобранную корзинку под столом с крепкими, коричневыми шляпками белых и отдельно их ножками на газете на полу.

— В корзинке — самые лучшие, — подмигнул отец.

— Куда такая прорва?

— На ниточки нанижу, высохнут. Зимой будем суп варить. А шляпки и ножки по отдельности заморозим.

Саша с трудом проглотил ложку супа. «Шляпки, ножки…» А там мать мучается с какими-то курами…

— Батя, давно хотел спросить тебя. Что, у нас совсем нет денег?

Отец прищурился:

— А тебе на что?

— Батя… — Саша замялся. Он боялся начинать этот разговор — обычно ничем хорошим эта тема не кончалась, но сейчас решился. — Я сегодня у мамы был… — Отец сразу переменился в лице и побледнел. И сразу стал выглядеть старше. — Видишь ли, батя… Она ушла с работы, и ей очень плохо…

— Конечно, она всегда сидела за моей спиной, — перебил отец. — Работала на полставки, себя не утруждала! И вообще в Бюро ходила, видимо, для того, чтобы показывать новые платья, новые шубы…