— Это я... Я это! Михаил Петрович... Вставать надо. Идти! Ветер переменился.

Эмс вытянул из кукуля руку: был час ночи.

Только когда уже вышли, Висвалд под стук мотора вдруг представил себе Михаила Петровича, поджидающего для них ветер... И как он, наверное, не ложился и выходил из домика, думал о них, и потом шел будить.

До мыса дошли спокойно. Но за поворотом в полном безветрии открылось ледяное поле. Дора уже несколько раз попадала в тупик. Глаза Эмса слезились от напряжения. Но, выйдя в небольшую полынью, дора снова, как зверь, обнюхивающий край льдов, шла вдоль сплошняка. То подходила к нему ближе, то удалялась — искала глубокую щель, Е надежде найти совсем сквозную через мертвое поле льдов.

Валера взобрался на рубку, а Шибанов перещеголял всех — залез на мачту. Но и это не увеличило их шансы прорваться, видели-то они почти столько же. Тимерманис то и дело давал обратный ход, и дора с замершими лопастями застывала перед льдом в полном отчаянии.

«Одну милю восточнее Туманной станции лед 9—10 баллов, — писал Эмс. — Дальше идти нельзя. Дороги нет. Оставаться на месте тоже опасно. Может зажать. Возвращаемся по своему же пути. Ветер. Холодно. Температура ниже нуля. На воде пленка ледяных игл».

С этой минуты дни замерли в однообразии, как льды за Туманной станцией. Если бы не менялись их числа, они бы действительно стали одним большим и тягостным днем. Но числа менялись, и надо было искать выхода.

«9.VIII. Я и Ковалев идем через перешеек. Измерили глубину в протоке лагуны. Местами меньше метра. Дора не пройдет.

Шибанов с Пинчуком ушли к мысу. Там тоже не пройти. Лед 8—9 баллов. Идет со скоростью один узел...»

«10.VIII. Шибанов и Ковалев идут на полярную станцию Валькаркай: договориться о связи, уточнить ледовую обстановку, узнать прогноз».

...Их не было уже второй день.

Может быть, они ушли через перевал к морю? Увидеть своими глазами, какие там льды?

Эмс был на перевале. Он знал ту тропинку по краю океана. Одно неловкое движение и... Там семьдесят метров высоты. Плоский, безукоризненно гладкий внизу лед вынесет тело в море, как вынес бы трамплин, — вскинув вверх и бросив далеко вперед. Даже не оглушенный, не искореженный падением человек уже не выберется из полыньи. Пусть высота льда над полыньей будет всего сантиметров тридцать-сорок — ему уже не выползти на лед. Другой будет наверху и не сможет ничего сделать...

А может, они не смогли перебраться через речку? На пути у них есть речка.

На надувной резиновой лодчонке — они прихватили ее с собой — это и впрямь трудно сделать. Сначала на ней плывет один, отпихивая льдины или обходя их, но чаще просто пережидая, когда они пройдут мимо и освободят путь. Но льдин может быть сколько угодно! Другой в это время держит в руках бечевку, привязанную к лодке, чтобы потом вытянуть пустую лодку... Но лодка может легко прорваться... Бечевка может попасть под льдину...

«23.00. Железные части доры обледенели. Ветер не меняется. Шибанова и Ковалева нет».

Эмс писал «не вернулись», «не возвращаются», «их нет», и видел все худшее, что могло с ними произойти.

...Когда Шибанов и Ковалев появились у доры, Эмс от ярости забыл все, что все-таки хотел им сказать, хотя и жил худшим. Он с ненавистью следил, как они приближались к доре: медленно, медленно, очень медленно...

— Не было прогноза... — начал было Шибанов.

Но Эмс не слушал, он просто не слышал его.

— Они, видите ли, ждали! Ждали прогноза... Это мы ждали! Мы!!! Вы могли вернуться, сказать... Сегодня уйти снова, прийти еще раз!

И потом про речку, про перевал. И снова про совесть. И наконец, про то, что если с одним из них что-либо случится, то им тут делать нечего: «Между прочим, всем! Просто нечего будет делать!»

Он говорил, чувствуя уже отвращение к самому себе и своим словам.

— А теперь прогноз...

Шибанов молчал.

— Шибанов! Какой прогноз?

— Певек им дает его только по запросу... Мы запросили, ждали...

«Вот и понял», — подумал Эмс. У него уже была открыта тетрадь.

«Прогноз (трехдневный). Умеренные ветры. Ледовая обстановка: густота 3 балла. Но от Туманной станции до охотничьей избушки 10 баллов.

11.30. Отходим. Постараемся пробиться через участок с густым льдом. Даем полный ход...»

«Туман рассеивается»

Море работало. Оно одевалось льдами или освобождалось от них, наливалось яростью или ласково распластывалось, но каждым движением своей волны море работало. Прибрежные течения вымывали грунты, и все вымытое не исчезало бесследно. Реки приносили в море богатства земли — касситерит, золото, титановые и редкоземельные минералы. Из века в век дно моря все больше становилось продолжением берегов. Разрушая берег, море принимало его в себя. И чем сильнее, загадочней и дольше струились течения, тем крепче была связь берега и моря. Казалось бы, живущие своей жизнью, так не похожей ни на какую другую, моря уже стали так же богаты всеми богатствами земли, как и сама земля. Оставалось только разгадать тайны их богатств и потом взять их. Морской геолог Висвалд Эмс лишь лучше других чувствовал это. Он знал море.