Шрифт:
— Есть, — покраснел Витька. — Вы не сомневайтесь. Я оправдаю.
Витька долго раздумывал, как выполнить поручение Коли, и решил начать не с архива и бумаг, а с дочери Ровского — Нины. Витька написал ей записку. Он писал, что ему кое-что известно о смерти Юры, и он желал бы рассказать об этом.
Встреча состоялась утром на Марсовом поле, на остановке трамвая. Девушка приехала на три минуты раньше условленного срока, и Витька отметил про себя, что ей, вероятно, очень интересна и важна эта встреча.
— Здравствуйте, — подошел он к ней. — Это я вам написал.
Она смерила его холодно-безразличным взглядом.
— Вы? Хорошо, говорите.
— Пройдемся? — предложил Витька.
Она пожала плечами, но послушно двинулась за ним.
— Я из УГРО. Вот мое служебное удостоверение. Вызывать к нам не хотелось, вот и написал записку. А на самом деле ничегошеньки я не знаю, — признался Витька. — Не сердитесь и расскажите, что вы знаете, ладно?
Она покачала головой:
— О чем рассказывать. Юру не вернуть, а убийцы… Бог их накажет.
— Бог накажет, если мы их ему представим, — без улыбки сказал Витька. — Я вижу, вы девушка хорошая, а я вас долго не задержу. Вот скажите, почему ваш Юра на заводе значился Николаем?
Она недоуменно взглянула на Витьку:
— Ей-богу, не знаю. Недоразумение, вероятно. Он — Юра. Юра Томич.
— Как это Томич, когда он — Куликов? — опешил Витька.
— Возможно, — сказала она безразличным голосом. — Только ни для меня, ни для Юры это уже ничего не прибавит и не убавит.
— Ладно, это наше дело, — сказал Витька. — А как вы с ним познакомились?
— На Сенном рынке. В прошлом году. Я по развалу книжному бродила, хотела комплект «Нивы» купить — за любой год, со скуки полистать. А он искал Лермонтова — какое-то редкое издание.
— Культурный сторож, этот ваш Юра, — заметил Витька. — Простой вахтер, а поди ж ты. Впрочем, это хорошо.
— Умер вахтером, а был… — она махнула рукой. — Это ни о чем не говорит — вахтер, князь, царь. Что в голове — это важно. Вы на Сытном рынке бываете?
— Редко. А что? — заинтересовался Витька.
— Сходите, поглядите, — посоветовала Нина. — Весной там княгиня Ширинская-Шихматова редиской торгует. Сама, между прочим, выращивает.
— А кем он… был? — осторожно спросил Витька.
— До революции? — уточнила она. — Юнкером Константиновского училища. — Она помолчала, видно было, что ей очень хочется сказать что-то еще, но она не решается. Витька заметил это.
— Давайте на откровенность, — улыбнулся он. — Вы на нашу встречу раньше на три минуты пришли. Я вижу, у вас наболело, недоговариваете вы. А зря.
— Вы думаете? — Она заколебалась. — Не знаю, не знаю.
— Я вам помогу, — сказал Витька и показал фото Длинного. — Знаете его?
Она скользнула взглядом по фотографии:
— Да, он к Юре иногда захаживал. Они служили вместе, Юра мне говорил.
— Когда, где?
— Не знаю. — Она виновато развела руками.
— Этот Длинный — тоже офицер? — осторожно спросил Витька.
— Право, не знаю. Если бы это был друг Юры, а то так, знакомый. Зачем мне знать? Извините, я должна идти.
Витька удержал ее за руку.
— Не пожалеть бы нам всем потом, — он заглянул ей в глаза. — Скажите, не томите себя. Вам легче станет.
Она заколебалась, но тут же вырвала свою руку из Витькиной:
— Прощайте…
Подошел трамвай. Нина побежала, прыгнула на подножку. Набирая ход, трамвай двинулся к Инженерному замку. Витька помахал Нине рукой и ушел. На человека в длинной кавалерийской шинели, который вскочил в первый вагон того же самого трамвая, Витька не обратил ни малейшего внимания. То ли издали не узнал, то ли просто не заметил.
А это был Длинный…
Накануне встречи Витьки и Нины Коля просидел в отделе всю ночь напролет — анализировал результаты экспертизы, изучал — в который уже раз — показания свидетелей. Поэтому утром он позволил себе поспать не до шести, как обычно, а до восьми. Когда проснулся, Маша собирала Генку в школу, кормила его завтраком.
— Локти на стол не ставь, — выговаривала она Генке. — Не шмыгай носом, горе мое. И в кого только ты такой уродился!
— В отца, — Генка хитро покосился на диван. — Он тоже сопит и чавкает, когда ест.