Карл окинул взглядом стоящих вокруг помоста гвардейцев, быстро нашел Ганса и поманил его.

– У вас есть пять минут. Как это трогательно! – Он задумался на секунду. – Но, боюсь, после вашего прощания я не смогу больше доверять нашему юному другу, и мне придется казнить и его тоже!

Ганс без колебаний поднялся к Маришке, обнял ее и зашептал прямо в ухо:

– Позавчера я не смог проникнуть в твой старый дом, там живут другие люди, меня просто не пустили, и тогда я купил на рынке одно яйцо и принес тебе его. Я думал: какая разница – ведь и в прошлый раз я купил яйцо на рынке! А вчера, став королевским гвардейцем, я просто приказал пустить меня в твой дом – и нашел то яйцо! Вот оно.

Сказав так, он вложил в ее руку маленькое яичко. А вместе с ним – что-то еще, похожее на пуговицу. Девочка сперва не поняла, что это за пуговица, – но вдруг вспомнила, как отец достает кортик и срезает ее с камзола. Ага! Так Ганс словно бы доказывал, что принес то самое яйцо!

Все смешалось в голове у Маришки. Она не представляла, что можно сказать, чего попросить, и слова полились из нее, она совсем-совсем не думала, будто бы за нее изнутри говорил кто-то другой:

– Ганс, ты не представляешь, как я люблю тебя. И тебя, и папу, и фрау Элли, и мальчишек, и вообще наш город! Я так сожалею, что сотворила с ним столько всего плохого, и мне бы очень хотелось вернуть все обратно, так, словно никогда и не было этих нескольких месяцев!

– Ну, хватит! – Король Карл подошел ближе, будто бы что-то почувствовав. Палач тоже придвинулся – под капюшоном пронзительно блеснули зеленые глаза.

Маришка сжала кулак – перепелиное яйцо, придавленное к медной пуговице, лопнуло, и в тот же миг Ганс перед ней растаял.

Исчез король Карл, растворились в воздухе три ряда гвардейцев, горожане, со сдавленным стоном пропал палач.

Дворец, появившийся по ее желанию, словно бы сложился – вначале внутрь завалилась одна стена, потом вторая, обрушился фасад, осела крыша. А когда пыль рассеялась, на скале оказался двухэтажный дом – обычный, кирпичный, с флюгером в виде трехмачтового кораблика и собачьей будкой, рядом с которой заливисто лаял пес.

В открытых дверях стоял папа. В деревянных башмаках, в расстегнутом камзоле и в своей старенькой треуголке, из-под которой выбивались серые букли парика.

Маришка сорвалась, забыв обо всем на свете, – она не бежала, нет! – она летела к отцу, не чувствуя ног. А когда шагнувший навстречу большой, уютный, пропахший морем, потом и табаком папа схватил ее в охапку, она снова, уже в который раз за последние несколько дней, расплакалась.

– Ну что ты, – бормотал отец. – Не плачь, не плачь, ну что же ты… Где ты была все это время?..

И сам шмыгал носом, не в силах сдержаться.

Падал пушистый снег. Маришка обнимала отца все крепче и крепче, вжималась в его грудь, ощущая, как птичка с медной пуговицы на его камзоле отпечатывается на щеке.

Это сказка. Детская – но написанная так, чтобы и взрослому человеку читать ее было интересно.

Сказка о волшебном котенке и о настоящих друзьях, о том, что, становясь королевой, ты почти случайно забываешь людей, некогда близких тебе, – а также о том, что прислуживающие тебе еще и следят за тобою.

До этого я не писал настоящих сказок. Но эта, на мой взгляд, получилась самой настоящей.

И, перечитывая ее, я вспоминаю собственное детство.

Ира скинула с ноющего плеча тяжелую сумку и села на нее. Сколько она ни спрашивала таксистов в Ратте, все они демонстрировали полную незаинтересованность в деньгах, когда дело касалось Щучьего Лога.

– Бесовское место, ну его к черту, – пояснил молодой парень с криво вставленным золотым зубом. – И сам туда не поеду, и тебе там делать нечего.

Остальные и вовсе молчали, просто отворачивались, услышав название. Иру это бесило больше всего.

Где-то в глубине сумки лежали удобные разношенные кроссовки, но девушка, выходя из поезда, зачем-то нацепила новые туфли на шпильках. Они стали натирать сразу, в первые триста метров от перрона до автовокзала. Они не прекращали своей зловредной работы, даже когда она ехала в автобусе, зажатая между тараторящей без остановки полубезумной бабкой и нависшим над ней поддатым парнем в самошитой косоворотке. И в Ратте они продолжили натирать ее ноги, так что теперь, после часа бесплодных попыток найти такси, Ира с ужасом думала о том, что увидит, когда туфли все-таки придется снять.

– Эй, ненормальная, – девушка медленно начала оборачиваться, готовая врезать за такой нелестный эпитет кому угодно. – Тише ты, не оглядывайся. За три тысячи отвезу к Щучьему Логу. Только в поселок заезжать не стану, высажу метров за триста. И здесь не возьму, а то потом у меня с мужиками проблемы будут. За автовокзалом гаражи, около них подберу.

Ира так и не обернулась, поэтому могла только предполагать, кто к ней подходил. Наверное, золотозубый.

Она со стоном встала, прокляв мысленно тех, кто придумал новые туфли, жесткую кожу и особенно высокие шпильки, а затем закинула на плечо тяжеленную сумку и сделала первый шаг. Это было ужасно.