— Так королева же велела без экс… эксцессов, — осторожно ответил помощник. — Если мы вырежем Шибзичей тихо, эксцессов не будет. А про взрывы она наверняка узнает. Ведьма, мля!

Напильник сделал еще один глоток, подумал и предложил бутылку подчиненному. Отказа не последовало.

— Узнать-то она, может, и узнает, — торопливо зашептал кандидат, недовольно наблюдая за резким уменьшением количества жидкости в бутылке: обрадованный Титаник намертво присосался к горлышку. — Ну и что, что она узнает? Не будет же она всех нас вешать? А мы скажем, что Кувалда первый начал. И вообще! Не фига ему!

Помимо естественного желания прихлопнуть опасного конкурента, Гнилич лез в башню и со вполне меркантильной целью — за казной. Арсенал, на который Напильник возлагал особые надежды в предвыборной гонке, запечатали ведьмы Зеленого Дома, а шасы, ссылаясь на королевский запрет, заламывали несусветные цены на оружие. Стоимость предвыборной кампании росла как на дрожжах, и Гнилич остро нуждался в дополнительных источниках финансирования.

— Семейная казна общая — пусть делится, топор ему в зубы! А то получается, что одним ничего, а другим административный ресурс! Это неправильно! У нас свободные выборы, мля!

Титаник согласно кивал, преданно глядя на возбужденного политического деятеля, но от горлышка не отрывался.

— Так что давай, братан, тащи гранатометы, и чтобы Шибзичей этих…

— В натуре, — рыгнул братан, отбрасывая пустую бутылку. — Ща будет.

— Трындец, Кувалда, они гранатометы раздобыли! — Копыто влетел в кабинет великого фюрера одновременно с первым взрывом, потрясшим основание башни. — Слышишь?

Стоящие на столе бутылки тихонько зазвенели.

— Проклятая Всеслава! — прорычал фюрер. — Пофыгрывает Гниличам, мерзавка!

— Стерва она, — охотно согласился Копыто, отличавшийся смелыми политическими взглядами. — Как арсенал запечатать в трудную минуту, так ее ведьмы сразу прискакали, а как Гниличи из гранатометов пулять принялись, так их нету! А мы за Зеленый Дом кровь проливали!

Очередной взрыв оборвал митинговый порыв храброго уйбуя.

— Надо спасаться, фюрер! В натуре! Бежать надо! Двери долго не протянут!

— Без тебя знаю! — Одноглазый злобно посмотрел в окно, вздрогнул, услышав следующий взрыв, и процедил: — Сколько наших осталось?

— Большинство через подвал ушли, как ты велел, — доложил Копыто. — В башне только моя десятка. Сюда отступает.

— Это хорошо, что ушли, — угрюмо осклабился Кувалда. — Буфет с кем Гниличей резать.

— Вряд ли ребята за тебя мстить станут, — честно предупредил Копыто. — Шибзичей мало. Некоторые уйбуи уже болтают, что надо с Дуричами объединяться и мочить Напильника. Поймать в сортире и мочить.

— Я сам за себя отомщу, — махнул рукой фюрер. — Не боись, уйбуй, прорвемся. — Сглотнул, пережидая очередной взрыв, и приказал: — А имена префателей ты запомни. Потом скажешь.

— Скажу, конечно, — согласно кивнул Копыто. — Ишь чего надумали: к Дуричам перекинуться! Обо всех расскажу!

— Вот и правильно… — И, быстро выхватив ятаган, Кувалда резко обернулся к распахнувшейся двери кабинета.

— Фюрер, Гниличи прорвались!

— Ща здеся будут!

— Всех убьют!

— Напильник кричит, что топор тебе в зубы вставит!

— Сказал, что если мы твою башку принесем, то нас помилует! Ой!

Иголка, поняв, что сморозил что-то не то, прикусил язык, но одноглазый успел заметить несколько заинтересованных взглядов, которыми воины окинули фюрерскую бандану.

— Никого он не помилует, ифиоты! — рявкнул Кувалда и коротко приказал: — Фвигайте!

Копыто и Контейнер, кряхтя, отодвинули письменный стол вождя и подняли спрятанный под ним тяжеленный люк.

— Все вниз, прифурки! — велел одноглазый. — Мы им еще покажем!

— Нас не догонят!

Шибзичи гурьбой посыпались в потайной ход.

Клуб «Шестнадцать тонн»

Москва, улица Пресненский Вал, 17 марта, среда, 21:21

Фома знал, что за ним наблюдают. Не догадывался, не чувствовал — просто знал. Но оставался спокоен, поскольку был уверен, что «ведут» его не те, кто организовал засаду. Не люды. Кто-то из других Великих Домов вступил в игру, и стиль вступления не оставлял сомнений в том, что это навы. Калека не любил темных, но отдавал им должное: они, по крайней мере, перед дракой всегда предлагали договориться по-хорошему.

Именно поэтому Фома не стал отрываться от слежки, не стал даже пытаться вычислить наблюдателя, а, вдоволь поводив его по дорогим магазинам в центре Москвы, пришел в респектабельный клуб на Пресне. Проблемы проблемами, но отказывать себе в ужине Калека не собирался. К его удовольствию, наблюдатель оказался воспитанным: он дал Калеке возможность спокойно поесть и появился только перед десертом.