— Если это… электорат буфет решать, то побефит фурич, фуричей больше всех осталось.

— А недальновидная королева не позволяет тебе компенсировать электоральные преимущества Дуричей, — вздохнул Биджар.

Секунд пять одноглазый обдумывал слова шаса, затем неуверенно кивнул:

— Фа, без оружия ни за что не уфержусь.

— Ну, это дело можно поправить, — улыбнулся Хамзи. — Оружием мы тебя обеспечим. Через подставных лиц, конечно, но стволы будут.

— Почем? — тоскливо осведомился фюрер.

— Ты хочешь быть главным?

— Хочу.

— Тогда не ной. Будут у тебя хлопушки, будут. Но и на выборы идти надо.

— Фля чего?

— Чтобы королева Всеслава тебя не повесила раньше времени, — доходчиво объяснил Биджар. — Если твоей кандидатуры не будет, все поймут, что ты идешь на конфронтацию…

— А вот не фига тут ругаться!

— Расслабься, это политический жаргон. Привыкай.

— Кон-кран-такция, — послушно повторил привыкающий к политическому жаргону Кувалда.

— Очень похоже, — одобрил шас. — Так вот: выставляешь свою кандидатуру, проводишь предвыборную агитацию…

— А можно без нее? Просто устроим кон-кран-так-цию, и все?

— Кувалда, ты сам не понимаешь, на какую золотую жилу нарвался. Представь, что будет, если ты выиграешь выборы?

— Что?

— Ты создашь прецедент. Все поймут, что Великие Дома сознательно зажимают демократические преобразования. По какому праву горстка магов давит свободный Тайный Город? И у нас в Темном Дворе тоже давно пора навести порядок. Эти навы, знаешь ли, слишком много себе позволяют. — Биджар задумчиво уставился в потолок. — Налоги такие, что Спящий боится проснуться, чтобы не остаться нищим. Свободное предпринимательство практически невозможно. Честных торговцев взяли за горло!

— Ты чо, князя собрался того… на выборы? — Крамольная мысль настолько поразила фюрера, что вопрос он задая звенящим шепотом.

— А почему нет? — с энтузиазмом поинтересовался Хамзи. — Все обитатели Темного Двора должны иметь равные права! И все обитатели Зеленого Дома тоже. Прикинь, Кувалда, вдруг тебя выберут фюрером Зеленого Дома?

— Бреф!

— Это не бред, это демократия. И главное — создать прецедент.

— Я буфу прецефент! — догадался фюрер. — Я им стану!

— Вот-вот. — Убедившись, что одноглазый заглотнул наживку и с крючком, и с леской, и с доброй половиной удилища, Хамзи позволил себе расслабиться и перейти к насущным проблемам. — Значит, так. Кувалда. Стволы у тебя будут. Начинаешь агитацию, а под шумок будешь резать конкурентов, где только можно, исправляя, так сказать, электоральные ошибки природы. Усек?

— Усек. — Одноглазый с уважением посмотрел на шаса. — А кто мне агитацию буфет фелать? Я не умею.

— На этот счет не волнуйся! — Биджзр поставил на стол бутылку коньяка и придвинул собеседнику бокал. — Деньги у тебя пока есть, так что справишься. Да и мы поможем.

Жилой комплекс «Квартал»

Москва, Ленинский проспект, 18 марта, четверг, 03:03

Он сзади. Его руки скользят по ее бедрам, дыхание щекочет шею, а напор сводит с ума. Он стремителен, дик, но в то же время — нежен. Он ласков и необуздан. Ирина открыла глаза. Сон или явь? Распознать невозможно.

Несколько часов, которые она провела с Фомой, слились в цепочку наслаждений. Предчувствие, охватившее Ирину в клубе, не обмануло: хромой Калека — он сказал, что эта кличка его не обижает — оказался неутомимым любовником. Страстным, сильным и охочим до выдумок. А еще — остроумным собеседником. А еще — настоящим мужиком, лишенным предрассудков и комплексов. И она потеряла голову… По-настоящему, как сопливая девчонка, как влюбленная десятиклассница. Ей нравилось смотреть на Калеку, держать его за руку, прижиматься к его груди, и она была готова позволить ему все, что угодно. Никто, ни один мужчина и ни одна женщина не курили до сих пор в квартире Ирины — Фоме она даже не заикнулась о запрете, и ароматный дым сигар смешался с изысканными запахами ее дома. Рядом с Калекой ей хотелось чувствовать себя не богатой стервой, а обыкновенной женщиной, слабой и беззащитной.

Рядом с Фомой?! Блаженная дремота окончательно покинула Ирину. Она резко села на кровати — Фомы не было. Сколько я спала? Десять минут? Час? Который час? Быстрый взгляд на часы. Четвертый? Но это ни о чем не сказало Ирине — с тех пор как, покинув клуб, они приехали в ее жилище, она ни разу не поинтересовалась временем. Четвертый час — это много или мало?

Женщина торопливо встала с постели, накинула халат и вышла из спальни.

Неужели у такого чудного вечера будет такое подлое окончание? Неужели он просто вор? Сама хороша — привела домой первого встречного…

— Ой!

Пиджак Калеки лежал там, где его бросил хозяин; в одном из стоящих в холле кресел. Рядом валялись брюки и сорочка. На душе стало легче. «Нет, я не могла так ошибиться!» Ирина улыбнулась и машинально поправила волосы.

— Дорогой!

— Соскучилась?

Фома вышел из ванной в полотенце, обернутом вокруг бедер, и с мобильным телефоном в левой руке. Будь все проклято! Ирина уже забыла, что ровесники — а она была уверена, что если Калека и старше ее, то совсем ненамного — могут быть вот такими: плотными, мускулистыми и ненасытными. Прав был Фома там, в клубе: изысканная чувственность зрелости. Что может быть прекраснее? И она была права, что, потеряв голову, согласилась пойти с ним, а молодому любовнику велела даже не звонить сегодня.