– Не обращай внимания, – посоветовал Николай. – На Втором Небе всегда так: чем дальше от метрополии, тем больше хочется выделиться. На Леодегрансе, например, космодесантники до сих пор носят световые мечи.

Идиоты! Световой меч современную броню не прорубает! Я окончательно смирился с дурацким комбинезоном. Ну что делать, если на моей планете больше нечем гордиться?.. Как-то так вышло, что я начал воспринимать Каз отдельно от себя. Меня ждал центр подготовки экзоразведчиков – Ордусь или Камелот. А может, даже и Земля. Каз же оставался Казом – полунищим мирком Второго Неба, ничем не примечательным.

Капитан придирчиво осмотрел мой костюм:

– Хорошо. Глаз радует. Курсанты обычно своевольничают и ломают вот эту пластину, – он показал. – Иллюминация гаснет, вид неуставной… Наказывают за это, не скрою. Но всё равно на каждом смотре человек десять бунтарей находится. Пойдём.

Мы двинулись по коридору. Николай Джонович шёл впереди, я за ним. Ломают? Будьте спокойны! И я сломаю. Пока я воевал с проклятой пластиной, он давал последние наставления:

– Не стекленей. На вопросы отвечай чётко, с достоинством, без заиканий. Сам вперёд не лезь: при дворе обстановка сложная. Рыбаков и Пелеас друг друга не любят; сдуру ляпнешь не то, считай, врага нажил. Понимаешь, что говорю?.. Ничего, справишься. Парень умный.

Пластина наконец хрустнула. Дурацкая ёлочная иллюминация погасла, и капитан, не оборачиваясь, объявил:

– Неделя карцера. Напомнишь потом, после аудиенции. Если я, конечно, ещё буду твоим наставником.

Возле кают-компании Николай замер с сосредоточенным видом. Судя по тому, как шевелились его губы, он связывался с начальством через имплантат. Мембрана раскрылась, и мы вошли.

– Курсант Перевал по вашему приказанию прибыл, – чётко отрапортовал я.

Адмирал поднялся из кресла мне навстречу.

– Курсант Перевал? – сухо переспросил он. – Приветствую.

Толстый, обрюзгший – даже рядом с Визионером он смотрелся глубоким стариком. На лице застыла недовольная гримаса. Бровь пересекал застарелый шрам. Мне Пелеас показался похожим на старого боевого шарпея.

Вдруг лицо его осветилось озорной улыбкой.

– А что, господин капитан, курсанты Каза того?.. По-прежнему верны традициям? – Он ткнул пальцем в погасший герб. – Надеюсь, он будет должным образом наказан?

– Так точно, ваше высокопревосходительство, – отрапортовал Николай Джонович.

– Молодцом, молодцом… Господин капитан, я хотел бы переговорить с вами ближе к вечеру. В неофициальной, так сказать, обстановке.

Намёк был очевиден. Тем не менее капитан уйти не торопился. Визионер едва заметно кивнул. Николай Джонович вытянулся в струнку:

– Разрешите идти, ваше превосходительство?

– Разрешаю.

Капитан развернулся на каблуках и вышел чуть ли не строевым шагом. Я понял этот спектакль так: капитан экзоразведки не подчиняется адмиралу флота. От этих игрищ становилось тускло на душе. К тому же меня зачем-то хотели выдать за курсанта военного училища.

– Курсант Перевал, расскажите, что вы видели в подземельях короля Белэйна, – официальным тоном приказал Сергей Дарович.

Я начал рассказывать. Справился я неплохо. Если в начале рассказа адмирал поглядывал на меня с усмешкой, то к концу его ирония улетучилась.

– Великолепно, курсант Перевал. Поздравляю.

Я хотел рассказать о замке Грааля, но Визионер остановил меня:

– Довольно, Андрей. Итак, ваше слово, Пелеас?

Адмирал поёрзал в кресле:

– Скажите, Рыбаков… только честно. Почему вы обратились ко мне? Ведь экзоразведка подчиняется напрямую императору. Только не говорите, что хотели разделить лавры. Не поверю.

– Видите ли, господин адмирал, – мягко ответил Визионер, – было бы глупо и неправильно считать вас идиотом. Что произошло с протеем, император представляет лишь в общих чертах. Он уверен, что протей болен. Что это диверсия лионесцев. Если я предложу иную версию, а она не подтвердится… Вы ведь можете сделать так, чтобы она не подтвердилась, правда?

– Иными словами, – скривил губы Пелеас, – вы хотите сказать, что я способен на испытаниях подменить больного протея здоровым и убить вашего срединника.

Визионер развёл руками:

– Посмотрим правде в глаза: различить неприрученных протеев невозможно. Корабли-протеи морфа «мантикора» для пилотирования не предназначены – это автономные террор-машины. Они созданы для того, чтобы разрушать и убивать. Не будем говорить о злом умысле. Достаточно случайности. Кто-то из ваших подчинённых ошибётся, и на полигон привезут другую мантикору. Андрей попытается вступить с ней в контакт, и дело закончится кровью. Это слишком неравноценный размен. Андрей – потенциально лучший срединник Империи. Пользуясь шахматными аналогиями, его можно назвать слоном. Менять слона на пешку, то есть инженера обслуги кораблей-протеев, – глупо.