Шрифт:
— Бонжур, мсье. Если они Нино и Като, то меня тогда можно звать Майко.
— О, созвучно с Мае, — пошутил корнет.
— Может, это неспроста? — сыронизировала Екатерина.
Все заулыбались.
Наконец, завершив знакомства, старший Чавчавадзе пригласил всех к столу. Началось традиционное действо: потчевание приезжего блюдами грузинской кухни.
— Вы должны отведать, Мишель… — говорила Нина.
— Вам понравится… — вторила Екатерина.
— Ты еще не пробовал… — наседал Давид.
Хозяин славил местное вино — белое, сухое, светло-соломенного цвета.
— Как вам вкус? — спрашивал Александр Гарсеванович, пригубливая и причмокивая. — А? Каков плодовый букет?
— Мягкий, тонкий, — соглашался Лермонтов.
— Изготовлено из нашего местного винограда сорта ркацители. В переводе с грузинского это значит «красная лоза». Собирают именно сейчас — во второй половине октября. А потом три года держат в дубовых бочках.
— Превосходно. Послевкусие просто бархатное.
— О, как точно сказано! Только поэт мог так сказать!
После обеда, с чашечками кофе все переместились в гостиную. Саломея попросила Екатерину сесть за фортепьяно. Та раскрыла ноты, заиграла, спела «Вечерний звон», но не на музыку Алябьева, ставший впоследствии знаменитым, а другой вариант — некоей Сабуровой. Князь прочел свои стихи на грузинском — в том числе «Черный цвет», а Като и Майко исполнили романс «Я не скажу тебе „люблю“» по-русски и по-грузински. Все-таки уговорили выступить и маленькую Софико, девочка вначале конфузилась, а потом продекламировала с легким акцентом:
Светает — вьется дикой пеленой Вокруг лесистых гор туман ночной; Еще у гор Кавказа тишина; Молчит табун, река журчит одна…Она ошиблась только раз: в строчке «и светит там и там» сказала «там и сям». Затем все взоры обратились к Лермонтову. Он зашел за рояль и встал за ним, словно за трибуной, положил на закрытую крышку тетрадь. Полистал небрежно, поднял глаза и поймал на себе взгляд Майко — жгучий, гипнотический. Звонко произнес:
— Я привез вам для чтения мою драму «Маскерад». Первый вариант ее был представлен в цензуру год назад. Его отклонили по причине ряда непозволительных реплик. Мною были внесены изменения и дописан четвертый акт. Но и эту версию мне вернули. Что ж, в театре пиеска не пойдет, но читать в салонах не было запрета. Посему слушайте.
Михаил читал нараспев, как обычно читают поэты, ровно, даже монотонно, мало изображая действующих лиц, но очень выразительно. Слова Арбенина из третьего акта потрясли всех:
Молчи и слушай: я сказал, Что жизнь лишь дорога, когда она прекрасна, А долго ль!.. жизнь как бал — Кружишься — весело, кругом все светло, ясно… Вернулся лишь домой, наряд измятый снял — И все забыл, и только что устал. Но в юных летах лучше с ней проститься, Пока душа привычкой не сроднится С ее бездушной пустотой; Мгновенно в мир перелететь другой, Покуда ум былым не тяготится; Покуда с смертию легка еще борьба — Но это счастие не всем дает судьба.Сцена сумасшествия героя вызвала всеобщее оцепенение.
Лермонтов закончил чтение. Никто не проронил ни слова. Слушатели молчали.
Первым заговорил князь:
— Страшную историю вы нам поведали. Просто зa donne la chair de poule… [13]
— Да еще и героиня Нина, — в самом деле поежившись, бросила Като.
— Это просто совпадение, — попытался оправдаться Михаил. — Не понравилось, значит?
Ему ответил с жаром Давид:
— «Не понравилось»? Как сие может не понравиться? Потрясающе! Гениально!
13
Мороз по коже (фр.).
Нино подтвердила:
— После Грибоедова вы первый, кто создал пиесу в рифмованных стихах. Только у него комедия, а у вас драма.
Князь предложил поставить ее силами самодеятельного театра в Нижегородском полку, обещая договориться с местным цензором.
— Кто же сыграет Арбенина?
— Нечволодов.
— Ха-ха! И отравит свою жену Катю?
Саломея осуждающе пресекла шутливый разговор:
— Господа, оставьте, это не смешно.
Лермонтов спросил:
— Отчего же молчит мадемуазель Орбелиани?