Истина

Третий роман цикла «Четвероевангелие» — метафора дела Дрейфуса. Автор помещает дело о ложном обвинении и пристрастном судилище в сферу народного образования, в контекст спора о разделении церкви и государства.

Учитель Марк Фроман пытается защитить своего коллегу, еврея Симона, от ложного обвинения в убийстве школьника-католика. Духовенство выступает движущей силой обвинения, подделывает доказательства, укрывает истинного виновника, но истина все же торжествует.

Золя рисует картину цепкого и изворотливого клерикализма, который пытается любой ценой сохранить контроль над гражданским обществом.

Переводъ О. Н. Поповой (1903)

Наканун, въ среду вечеромъ, Маркъ Фроманъ, преподаватель изъ Жонвиля, пріхалъ вмст съ женой Женевьевой и дочуркой Луизой въ Мальбуа; онъ имлъ обыкновеніе проводить здсь цлый мсяцъ каникулярнаго времени у бабушки и матери своей жены, госпожи Дюпаркъ и госпожи Бертеро; окрестные жители называли ихъ «наши дамы». Мальбуа былъ уздный городокъ въ дв тысячи жителей и отстоялъ всего въ двухъ километрахъ отъ мстечка Жонвиль и въ шести отъ Бомона, значительнаго университетскаго города.

Было начало августа, и стояли удушливые, жаркіе дни. Въ воскресенье, во время раздачи наградъ, разразилась страшная гроза. Въ эту ночь, около двухъ часовъ, прошелъ страшный ливень, но небо оставалось пасмурнымъ; желтоватыя свинцовыя тучи тяжело нависли надъ землею. Дамы, вставшія около шести часовъ утра, сидли въ маленькой столовой, въ нижнемъ этаж, и поджидали молодыхъ супруговъ, которые не торопились вставать. Четыре чашки уже стояли на блой, блестящей клеенк, покрывавшей столъ, когда Пелажи вошла въ столовую съ кофейникомъ въ рукахъ. Это была невысокаго роста, рыжеватая двушка, съ длиннымъ носомъ и тонкими губами, уже двадцать лтъ находившаяся въ услуженіи у госпожи Дюпаркъ. Она не стснялась высказывать свое мнніе.

— Если кофе простынетъ, то не моя въ томъ вина, — проговорила она и пошла обратно въ кухню, ворча себ что-то подъ носъ; впрочемъ, и сама госпожа Дюпаркъ не могла сдерживать дольше своего неудовольствія.

— Несносный Маркъ! Онъ какъ будто нарочно заставляетъ насъ опаздывать къ обдн, когда прізжаетъ сюда!

Но госпожа Бертеро, боле снисходительная, старалась придумать извиненіе.

— Ночная гроза помшала имъ спать, и я слышала, какъ они топтались надъ моей комнатой, вроятно, спша одваться.

Госпож Дюпаркъ было шестьдесятъ три года; она была высокаго роста, очень смуглая, съ черными волосами почти безъ просди, холодными чертами лица, испещреннаго правильными морщинами, строгимъ, властнымъ взглядомъ и орлинымъ носомъ. Много лтъ подрядъ она держала магазинъ дамскихъ модъ, подъ фирмою «Ангелъ-Хранитель», на площади Сенъ-Максансъ, напротивъ главнаго собора въ Бомон. Посл смерти мужа, вызванной, какъ говорили, крушеніемъ одного католическаго банка, она благоразумно ликвидировала свои дла и удалилась съ шестью тысячами франковъ дохода въ Мальбуа, гд у нея былъ небольшой домикъ. Съ тхъ поръ прошло двнадцать лтъ, и за это время къ ней перехала ея дочь, госпожа Бертеро, также овдоввшая, съ дочерью Женевьевой, которой минуло тогда десять лтъ. Внезапная смерть зятя, бывшаго чиновника министерства финансовъ, умершаго безъ средствъ, была новымъ тяжелымъ ударомъ для старухи; она почему-то врила, что онъ сдлаетъ блестящую карьеру, и ошиблась въ своихъ ожиданіяхъ; теперь у нея оказались на рукахъ дочь и внучка. Об вдовы жили вмст и вели самый строгій и уединенный образъ жизни, занимаясь исключительно исполненіемъ религіозныхъ обрядовъ. Госпожа Бертеро сохранила воспоминаніе о своей счастливой жизни съ мужемъ, который ее обожалъ; въ ней не угасли еще пониманіе и сочувствіе къ любящимъ сердцамъ. Она была такая же смуглая, какъ и ея мать, но поблекшія чорты ея лица выражали грустную покорность судьб, глаза смотрли устало, и только печальная улыбка выражала глубокое отчаяніе о безвозвратно погибшемъ счасть.

Другъ Бертеро, Сальванъ, бывшій наставникъ въ Бомон, служившій затмъ инспекторомъ начальныхъ школъ, а въ послднее время занимавшій должность директора нормальной школы, устроилъ бракъ Марка и Женевьевы, опекуномъ которой онъ состоялъ посл смерти ея отца. Бертеро былъ свободомыслящій, но онъ не препятствовалъ своей жен исполнять церковные обряды; онъ даже сопутствовалъ ей иногда и ходилъ съ нею къ обдн изъ чувства нжной привязанности. Сальванъ держался вще боле крайнихъ мнній и признавалъ лишь научныя основы жизни; онъ имлъ, однако, неосторожность ввести въ столь религіозную семью своего любимца Марка, не задумываясь о возможности будущихъ столкновеній на почв вопросовъ совсти. Молодые люди очень любили другъ друга и до сихъ поръ ладили между собою. Съ тхъ поръ, какъ Женевьева была замужемъ, т. е. за три послдніе года, она, бывшая примрная ученица церковной школы сестеръ ордена Визитаціи въ Бомон, перестала быть ревностной католичкой и, охваченная любовью къ мужу, забывала даже читать молитвы. Госпожа Дюпаркъ была серьезно огорчена такимъ поведеніемъ своей внучки, хотя молодая женщина, желая ей угодить, всегда сопровождала старуху въ церковь, когда проводила въ Мальбуа каникулярное время. Но строгая бабушка, недовольная бракомъ внучки, сохранила въ душ вражду къ Марку, упрекая его въ томъ, что онъ похитилъ душу ея милой крошки.

— Безъ четверти семь, — пробормотала она, прислушиваясь къ бою часовъ сосдней церкви: — мы непремнно опоздаемъ.

Она подошла къ окну и окинула взглядомъ площадь Капуциновъ. Маленькій домикъ стоялъ на самомъ углу площади и Церковной улицы; онъ былъ одноэтажный, съ подвальнымъ помщеніемъ и мезониномъ; внизу помщались столовая и пріемная, отдленныя коридоромъ отъ кухни и прачешной, окна которыхъ выходили на темный и сырой дворъ; въ первомъ этаж находились направо дв комнаты госпожи Дюпаркъ и налво — дв комнаты госпожи Бертеро; а подъ самой крышей, напротивъ комнаты Пелажи, были дв крошечныхъ каморки, отдланныя когда-то для Женевьевы; тамъ она поселялась, прізжая съ мужемъ въ Мальбуа, радуясь, какъ ребенокъ, случаю снова очутиться въ родномъ гнздышк. Въ дом царилъ постоянный полумракъ отъ низкихъ потолковъ; темныя тни скользили по срымъ безмолвнымъ комнатамъ; Церковная улица, которая начиналась отъ приходской церкви св. Мартина, была настолько узка, что по ней не здили экипажи; даже въ полдень тамъ господствовалъ полумракъ; стны домовъ покрылись плсенью, а мостовая, пропитанная сточными водами, позеленла отъ покрывавшаго ее скользкаго мха. Площадь Капуциновъ открывалась на сверъ; на ней не росло ни одного деревца, потому что ее совершенно затнялъ высокій фасадъ стариннаго монастыря, который подлили между собой капуцины, совершавшіе богослуженіе въ прекрасной, просторной часовн, и «братья христіанскихъ школъ», устроившіе обширную школу въ монастырской пристройк.

Съ минуту госпожа Дюпаркъ смотрла на этотъ пустынный уголокъ, полный священной тишины; здсь проходили только богомольцы, и лишь въ опредленные часы площадь нсколько оживлялась толпою ребятишекъ, воспитанниковъ братства. Въ сумрачномъ воздух раздавались медленные удары колокола, и старуха съ неудовольствіемъ отвернулась отъ окна, когда дверь отворилась, и въ комнату вошла Женевьева.

— Наконецъ! — проговорила бабушка. — Скорй позавтракаемъ: благовстъ ужъ начался.

Женевьева весело смялась, показывая свои блые зубки. Это была высокая, стройная блондинка съ чудными волосами и страстнымъ, жизнерадостнымъ лицомъ, которое она унаслдовала отъ отца. Несмотря на свои двадцать два года, это была веселая рзвушка. Видя, что она пришла одна, госпожа Дюпаркъ воскликнула:

— Маркъ еще не готовъ?

— Онъ сейчасъ явится, бабушка; онъ идетъ вслдъ за мною съ Луизой.

Поцловавъ свою мать, которая сидла молчаливая и печальная, Женевьева принялась болтать о томъ, какъ она рада, что снова очутилась, по выход замужъ, въ тихомъ домик, гд протекло ея дтство. На этой площади Капуциновъ она знала каждый камешекъ и привтствовала, какъ старыхъ друзей, каждую былинку, выросшую въ расщелинахъ камней. Желая выиграть время, она разсыпалась въ восторгахъ, стоя у окна; вдругъ она воскликнула, замтивъ дв черныя тни, которыя проскользнули по площади, и которыя она сейчасъ узнала: