Но бестия оказалась слишком сильна. Отпихнула Ратибора. Взвыв от боли ожога, вырвала из раны и тотчас отбросила деревянный меч. Стряхнула меня, вместе с изрядным куском мяса и чешуи из собственной шеи. И, завывая, шагнула прямо в гнущуюся, раздающуюся в стороны стену.

Клак. Стена сомкнулась. Я лежал рядом с Мией и, кажется, наяву видел тот самый коридор, пройти которым предстоит всем псам. Кто-то из нас верит, что в конце его тебя будет ждать Хозяин, и ты уже не расстанешься с ним никогда.

Не знаю. Боюсь, что это не так. Но, само собой, держу подобные мысли при себе.

Кажется, настала пора проверить это самому, Берти…

Наплывала темнота, нарастала в чистом небе низкая грозовая туча, несла бесчисленные молнии и громы, и в самом сердце этой тучи плыл я, чтобы стать тем самым громом и той самой молнией, готовой поразить врагов моего Хозяина, и уже я приготовился и перестал чувствовать боль, и серая воронка на самом деле закружилась передо мной, и я приготовился двинуться туда, к самому её центру, где – всё-таки хочется верить – меня будет ждать Хозяин, но…

– Берт!

Это был его голос. Я знал, что он зовёт. Но нет, слишком поздно. Я уже ухожу, Хозяин. Жди меня по ту сторону тёмного коридора. Я постараюсь не задерживаться.

– Нет, Берт! Соня, парни! Ты, Миа! Держите его, все вместе, все!

Прости, Хозяин. Я понимаю, ты рассердишься. Я не могу явиться на твой зов. Но я уже слишком далеко. Геббеты открыли врата врагу, с которым я не смог справиться.

– Берт! Не уходи! Не уходи, слышишь!

Это Хозяйка Соня. Ты тоже прости меня. Я старался быть хорошим псом. Ты всегда хвалила и ласкала меня. Я любил класть голову тебе на колени, когда ты читала ваши людские книжки, и тогда ты медленно почёсывала меня за ухом.

И тут из тумана передо мной, тумана, что покрывал вход в тот самый туннель, из которого нет возврата, вынырнула маленькая тень. Тень с парой длинных прижатых к голове ушек.

Я невольно вгляделся.

Крольчонок. У него не было ещё даже имени. Тот самый, с которым возилась Катя.

– Дядя Берт! – пропищал он. – Дядя Берт, мне страшно. Я… потерялся. Где мама? Хочу к маме. Ты можешь меня отвести?..

Я? Я бы с радостью, малыш. Но по этой дороге идут только «туда».

– Дядя Берт? Почему ты молчишь? Ой, ой, мне страшно…

– Хорошо, малыш, – я ужасно удивился, что у меня получилось это произнести. – Я… попробую.

Он прижался ко мне. Пушистый весь такой и тёплый. Дрожащий комочек, который уместится на моей лапе. Я осторожно взял его зубами за загривок, поднял. Попытался повернуть голову. И увидел вдали, далеко-далеко, неярко мерцающий свет. Головы. Лица.

Хозяин, Хозяйка. Ратибор и Святослав. Миа. Файзер. Орка. Миг. Они ждали меня. А я должен был, обязательно должен был донести этого несчастного крольчонка. Потому что я – русский волкодав. И этим всё сказано.

Мы шли, и я не видел того, что стлалось мне под лапы. Свет медленно приближался, я приближался к нему, ко мне возвращались чувства, и в первую очередь возвращалась боль.

Каждый шаг давался так, словно на мне висела чёртова дюжина геббетов. Но всё-таки я шёл и не разжимал зубов, в которых неподвижно, словно тряпочка, висел тот самый злополучный крольчонок.

Я не мог не идти, потому что надо же вытащить бедолагу из этого жуткого места! Да и Марья с Иваном небось мучаются. Враки это всё, будто у них, кроликов, столько детей, что они их и не различают. Различают, и еще как…

И мы дошли.