Всё случилось до идиотизма просто.

Нас взяли прямо около дома Джонсонов. Сам Джонсон - судейский чиновник - то ли что-то не сделал, то ли сделал, да не так. Нам было без разницы. Отвратное имя, отвратная хибара в типовом районе. Сквозное зеркало, нахально притворяющееся какой-то абстрактной новомодной мазнёй и вполне себе способное забросить неизвестно куда. Мы завалили их всех: самого, жену и поварёнка, который не успел смыться. В этом вонючем сарае ещё и поварёнок был! Грязный, словно только что вылез из канавы. Наверное, он жил у них в угольном подвале, не иначе.

– У вас нет носового платка?
– спрашиваю я Винсента.

Странная штука боль. Можно убить сразу, не пошевелив даже пальцем, но зачем? Боль - это наркотик, а хозяину не важно, как именно выполнен приказ. Чёрная бездна заполняет тебя до краёв и изливается волной, подобно штормовому морю. Боль, увечья или смерть - всего лишь плод внушения, да только вот незадача - тело об этом не знает.

Винсент молча подаёт мне платок. Я стягиваю кольцо - зеркальный ключ - и вытираю скользкие пальцы.

Чудесная весенняя ночь вокруг, и голова кружится от запаха роз и прилива адреналина. И вдруг события начинают развиваться с быстротой урагана.

Где-то совсем рядом раздаётся еле слышный шорох, и меня почти тотчас сбивают с ног. Кольцо, как живое, выскальзывает из пальцев и исчезает в темноте, фонарь ударяется о землю, и я слышу звон разбитого стекла. Нечто наваливается сверху с такой силой, что я не могу пошевелиться.

– Чёрт подери!
– испуганно говорит кто-то, по голосу совсем ещё мальчик. Интересно, он просто не ожидал, что плюхнется на женщину или...? Или. Холод касается моей левой руки.

– Да у неё на плече... глядите!

– "Волчий крюк". Что ж ты, клейма утгардского никогда не видел, что ли?
– удивляется другой, по голосу постарше.

– Нет, сэр, - почти шепчет первый.
– У меня практика... третий день только.

– А. Стажёр, - равнодушно констатирует старший и сплёвывает.
– Учись, студент. А ты кого ожидал здесь встретить? Санта-Клауса?

– У неё пальцы... в чём это?

– В том самом, малыш, о чём ты думаешь. Она, сука...
– ощутимый пинок под рёбра, - ...просто так бы...
– ещё один пинок, - ...отсюда не ушла... "Чистильщики".

"Покойники", - с мрачным сарказмом думаю я, от души жалея, что издевательская кличка пока не соответствует действительности.

Слабо бьёт. Чему их там только учат, в этом Секторе Всеобщего Покоя. Будь сейчас на его месте я, всё вышло бы по-другому.

"Не ушла". Значит, Винс успел, рванулся назад и рискнул пройти через наглое зеркало. Молодец. Где бы у чёрта на рогах он ни оказался, это "где-то", по крайней мере, не здесь.

Как близко до свободы - всего несколько шагов и ключ, которого у меня уже нет. И непреодолимая преграда в виде дежурного наряда Сектора.

– Двое и прислужник, - кто-то ещё выходит из дома.

– Урожайная ночка, а?
– вставляю я с насмешкой.

– Ах ты...
– он не договаривает. Вот теперь удар так удар! Сразу видно, нача-а-альник пришёл. "Покойник" пинком заставляет меня перевернуться на спину, и теперь приходится лежать на руках, стянутых наручниками. К самому лицу опускается огонёк - кажется, такие фонари называются "Летучая мышь". Назывались - где-то там, в другой жизни.

– Близзард, - говорит он.
– Я мог бы и догадаться.

Презрительно усмехаюсь. А что мне ещё остаётся?

– Ключ её где?
– спрашивает он.

Да, я бы тоже хотела это знать. Его коллеги переглядываются, и тот, что постарше, быстро меня обыскивает. Результат отрицательный.

– Бабу в Сектор, - распоряжается начальник.
– Эдвард, в дом не заходи, - останавливает он молодого, который делает было шаг к крыльцу.
– Периметр прочесать, бирюльку её найти. Хоть всё здесь вверх дном переверните.

– Что, не боишься, что нервы сдадут?
– иронизирую напоследок перед тем, как старший с такой силой дёргает меня к себе, что земля уходит из-под ног. И всё так же благоухают невидимые в темноте розы...

Чёртов засранный кабинет в чёртовом Секторе. Стол завален бумагами, скрепками и прочим мусором; на стене прилеплены фотографии тех, кого Внутренний Круг жаждет видеть за решёткой тюрьмы Утгард. Рудольф, Анри, кто-то ещё... Винс, рядом я собственной персоной, почему-то Лена, хотя она уже давно не на свободе. Не могу больше никого разглядеть - зрение всё время стремится расфокусироваться после того, как меня хорошенько прикладывают затылком об стену и пихают к низкой длинной лавке, липкой, будто её облили пивом. На ней я, по-видимому, должна ожидать своей дальнейшей участи.