Взгляд у него был мечтательный, отсутствующий, а вего печальном и в то же время настойчивом голосе, нежном, как у девушки, казалось, звучала какая-то безмятежная, затаенная меланхолия. Он был укротителемлеопардов, но по его внешнему облику сказать этого было нельзя. Его основное занятие в жизни, где бы он нижил, заключалось в том, что он на глазах у многочисленных зрителей входил в клетку с леопардами и вызывалу публики нервную дрожь своими дерзкими трюками,за которые его хозяева платили ему тем больше, чембольше страха он нагонял на зрителей.
Как я уже говорил, с виду он никак не был похожна укротителя. Он был узок в плечах и бедрах, анемичени погружен не то чтобы в уныние, а скорее в легкую иприятную грусть, которая, по-видимому, совсем не тяготила его. Целый час я пытался выудить у него что-нибудь интересное, но он, казалось, был лишен воображения. Он не видел в своей замечательной профессии ниромантики, ни подвигов, ни ужасов… ничего, кроме будничного однообразия и бесконечной скуки.
Львы? Да, он укрощал их. Это пустяки. Не надотолько входить к ним в пьяном виде. Любой человек может осадить льва с помощью простой палки. Однаждыон укротил льва за полчаса. Бейте его по носу всякийраз, когда он изготовится для прыжка, а если он схитрит и захочет броситься с опущенной головой, что ж, выставьте вперед ногу. А когда он попытается схватить васза ногу, уберите ее и снова бейте по носу. Вот и все.
Все с той же отрешенностью в глазах, продолжая говорить все так же мягко и тихо, он однажды показалмне свои шрамы. Их было немало, самый свежий былна плече, которое тигрица прокусила до кости. Я заметил на его куртке тщательно заштопанные дыры. Егоправая рука до самого локтя выглядела так, словно еепропустили через молотилку, клыки и когти не оставили на ней живого места. Но это пустяки, сказал он, только вот старые раны немного беспокоят в дождливую погоду.
Вдруг он что-то вспомнил, и лицо его прояснилось,потому что он и в самом деле-так же горячо хотел рассказать мне что-нибудь интересное, как и я услышатьего рассказ.
— Вы, наверное, слышали об укротителе львов, которого ненавидел один человек? — спросил он.
Укротитель замолчал и задумчиво поглядел на больного льва, сидевшего в клетке напротив.
— У него болят зубы… — пояснил он. — Так вот лучшим номером этого укротителя было, когда он засовывалголову в пасть ко льву. Человек, который ненавидел его,посещал каждое представление в надежде когда-нибудьувидеть, как лев сомкнет челюсти. Он ездил за циркомпо всей стране. Годы шли, он постарел, постарел укротитель львов, состарился и лев. И вот однажды, сидя впервом ряду, он увидел то, что ожидал. Лев сомкнул челюсти, и доктора звать не потребовалось.
Укротитель леопардов мельком посмотрел на своиногти, и взгляд этот можно было бы назвать критичным,если бы он не был таким грустным.
— Вот это, я считаю, терпение, — продолжал он, — уменя такой же характер. Но я знал одного парня, у которого был совсем иной нрав. Это был маленький, тощий, плюгавый французик, шпагоглотатель и жонглер.Де Виль — так он называл себя. И у него была хорошенькая жена. Она работала на трапеции и прыгалаиз-под купола на сетку, делая на лету сальто. Красивый номер!
Де Виль был горяч и скор на расправу, как тигр. Однажды, когда инспектор манежа обозвал его то ли лягушатником, то ли еще чем похуже, француз толкнул егок щиту из мягких сосновых досок, в который метал ножи, и, не дав тому опомниться, тут же на глазах у всехстал с необычайной быстротой метать ножи, вгоняя ихв дерево так близко к телу, что они пронзали одеждуи прихватывали кожу.
Клоунам пришлось потом вытаскивать ножи, чтобыосвободить инспектора. После этого стали поговариватьо том, что Де Виля надо остерегаться, и с его женойвсе были только вежливы, никто не осмеливался оказывать ей больших знаков внимания. А она была лукаваяштучка и сама не прочь поразвлечься, да только всебоялись Де Виля.
Но был в цирке один человек по имени Уоллес, тактот ничего не боялся. Он был укротителем львов, и у него был тот же самый номер с засовыванием головы вльвиную пасть. Он мог бы засунуть свою голову в пастьлюбому льву, но предпочитал проделывать этот номер сАвгустом, огромным добродушным животным, на которого можно было всегда положиться.
Как я уже говорил, Уоллес (мы звали его «корольУоллес») не боялся ничего и никого на свете. Это былнастоящий король. Я видел, как он, выпивши, на паривошел в клетку к разозлившемуся льву и без всякой палки выбил из него дурь. Колотил его кулаком по носу,вот и все.
Мадам Де Виль…
Позади нас раздался рев, и укротитель леопардовспокойно обернулся. Там была перегороженная пополам клетка, и обезьяна, сидевшая в одном из отделений,просунула лапу сквозь решетку в другую клетку. Большой серый волк схватил ее за лапу и стал тянуть чтобыло сил. Лапа растягивалась все больше и больше, словно она была из толстой резины, а другие обезьяны подняли страшный шум. Поблизости не было таи одного служителя, и укротитель леопардов, шагнув к клетке, резкоударил по волчьему носу легкой тросточкой, котораябыла у него в руке, потом, грустно улыбаясь, вернулсяна место и завершил начатую фразу, будто его и не перебивали.