Шрифт:
– Ох, погоди. – Он подтянулся на руках, сел. Морщась, повозился с членом. – Ну вот. Все…
– Я скажу, когда будет все. – Она на коленях двинулась вперед, пристроилась над ним и принялась дразнить, опускаясь и приподнимаясь.
– Ох… – Опершись на локти, он подался к ней. Она ускользнула.
– Ах… – Вновь нависла над ним, щекоча лицо волосами. Он улыбнулся, щелкнул зубами, ловя прядку.
– Ур-р-р… – Она накрыла ему рот рукою, он поймал губами палец, пососал его, куснул, схватил ее за запястье, лизнул в подбородок, затем в губы.
– Ах… – Улыбаясь, она с гортанным рычанием опустилась на него. Он зарычал в ответ.
– Ох…
Одной рукой она держала член и терлась о самый кончик, дразня, опускаясь и приподнимаясь. Другой притягивала к себе голову Трясучки, который тискал, мял и покусывал ее грудь. Затем ладонь ее скользнула вокруг его затылка, легла на подбородок. Большой палец, нежно поглаживая и щекоча, заходил по изуродованной щеке.
Трясучку внезапно обуяла злоба. Он крепко ухватил ее за запястье, сбросил с себя и, когда она оказалась на коленях, завел руку ей за спину. Ахнув, она уткнулась лицом в простыню.
Он прохрипел что-то на северном, сам не зная что. Испытывая жгучее желание причинить ей боль. Причинить боль себе. Вцепился свободной рукой ей в волосы, приподнял и ткнул ее, рыча и поскуливая, головой в стену. Она застонала, хватая воздух широко открытым ртом. Вывернула руку, которую он так и удерживал у нее за спиной, ухватила его за запястье так же крепко и потянула вниз, на себя.
Стоны, бессмысленное бормотание. Скрип кровати, вторящий каждому движению. Шлепки друг о друга влажных тел…
Монца двинула бедрами еще несколько раз, на что он отвечал коротким уханьем, запрокинув голову так, что на вытянутой шее вздулись жилы. Зарычала сквозь стиснутые зубы, застыла на мгновение, переводя дух, чувствуя, как медленно отпускает напряжение сведенные до боли мышцы. Опустилась на него в последний раз, обмякшая, как мокрая осенняя листва, и он содрогнулся всем телом. Затем скатилась на кровать, сгребла край простыни и подтерлась.
Он остался лежать на спине с бурно вздымающейся, мокрой от пота грудью, раскинув руки, глядя в расписной потолок.
– Так вот она какая – победа… Знал бы, рискнул бы раньше пуститься на авантюру.
– Не рискнул бы. Ты – герцог проволочек, забыл?
Он посмотрел на свой член, толкнул его в одну сторону, потом в другую.
– Ну, в некоторых делах бывает лучше и не спешить…
Трясучка разжал пальцы – избитые, исцарапанные, стертые до мозолей рукоятью топора, которым он так долго размахивал сегодня. На запястье у нее остались белые следы, медленно начинавшие розоветь. Он растянулся на кровати, чувствуя расслабленность во всем теле, в ноющих мышцах. Похоть была утолена, и с ней угасла злоба. На время.
Стукнули друг о друга красные камушки ожерелья – она повернулась к нему лицом. Перекатилась на спину, отчего выступили острые ключицы и острые бедренные косточки по бокам плоского живота. Поморщилась, растирая запястье.
– Не хотел сделать вам больно, – буркнул он. Что было наглой ложью, но нисколько его не беспокоило.
– О, я не такая уж неженка. И, кстати, можешь звать меня Карлоттой. – Она протянула руку, провела пальчиком по его губам. – Полагаю, для этого мы уже достаточно хорошо знакомы.
Монца поднялась с кровати, подошла, шлепая пятками по холодному мрамору, к письменному столу. Там, возле светильника, лежала хаска и поблескивали полированная трубка и нож. Она уселась рядом на стул. Вчера ее трясущиеся руки сами потянулись бы к ним. Сегодня же зов хаски, невзирая на боль от множества свежих ран и ушибов, не был и вполовину так мучителен. Монца подняла левую руку, костяшки на которой уже начали подсыхать, смерила ее хмурым взглядом. Рука была тверда.
– Не думала на самом деле, что мне это удастся, – пробормотала она.
– Что именно?
– Победить Орсо. Думала, до троих еще доберусь. Ну, до четверых, возможно, прежде чем меня убьют. Не думала, что проживу так долго. Не думала, что и впрямь смогу это сделать.
– А сейчас всякий скажет, что перевес на твоей стороне. Вот как быстро может возродиться надежда.
Герцог в царственной позе остановился перед зеркалом, высоким, в раме из разноцветных цветочков виссеринского стекла. Монце, глядя сейчас на Рогонта, почти не верилось, что и сама она была когда-то так же тщеславна. Сидела у зеркала, прихорашиваясь часами. Тратила вместе с Бенной на одежду целые состояния… Падение с горы, шрамы, изувеченная рука и шесть месяцев, которые она прожила, как идущий по следу охотничий пес, похоже, ее от этого исцелили. Может, предложить Рогонту то же средство?..