Кнут Гамсун (настоящая фамилия — Педерсен) родился 4 августа 1859 года, на севере Норвегии, в местечке Лом в Гюдсбранндале, в семье сельского портного. В юности учился на сапожника, с 14 лет вел скитальческую жизнь. лауреат Нобелевской премии (1920).
Имел исключительную популярность в России в предреволюционные годы. Задолго до пособничества нацистам (за что был судим у себя в Норвегии).
Я услся поудобне въ запряженный для меня «Skyd» [1] , взялъ въ руки возжи и сталъ поджидать моего возницу. У одного изъ оконъ второго этажа стояла блокурая молодая двушка и смотрла на меня. Меня кинуло въ жаръ отъ ея взгляда, и я пріосанился на своемъ сиднь съ важностью какого-нибудь вице-консула. Я постарался произвести впечатлніе совсмъ еще молодого человка, и мн удалось совсмъ незамтно стряхнуть съ носа пенсне. Меня теперь злило то, что я не расписался лейтенантомъ въ почтовой книг для прозжающихъ.
1
Почтовая телжка, нополняющая въ Швеціи роль нашей перекладной телжки.
Въ послднюю минуту на лстниц появился хозяинъ почтовой станціи и объявилъ мн, что моему возниц пришлось ухать съ цлой оравой англичанъ, а поэтому онъ проситъ меня дохать до слдующаго почтоваго перегона безъ кучера. Дорога хорошая, прямая, не можетъ быть и рчи о какомъ бы то ни было «несчастномъ» случа. «Енсъ» — такъ звали лошадь, запряженную въ мою телжку — прекрасно сама знаетъ дорогу, и я вполн могу положиться на нее.
«Собственно говоря, имешь боле импозантный видъ, когда рядомъ съ тобой сидитъ возница и правитъ лошадью», — подумалъ я. Но тутъ нечего было длать, и мн пришлось волей-неволей отправиться въ полномъ одиночеств. Я кинулъ порядкомъ-таки пламенный взглядъ на окно второго этажа и выхалъ съ почтоваго двора.
Было жарко, я разстегнулъ свою куртку и предоставилъ «Енсу» избрать какой угодно аллюръ. Мрное и безостановочное покачиваніе рессоръ совсмъ меня укачало; я наклонилъ голову, не желая, чтобы носъ мой слишкомъ загорлъ отъ солнца, и принялся мечтать о красивомъ двичьемъ лиц тамъ, въ окн второго этажа. — Кто знаетъ, — думалъ я, — не спустилась ли она внизъ и не заглянула ли въ почтовую книгу. Какъ глупо, что я не приписалъ себ какое-нибудь званіе, какой-нибудь титулъ. Разв я не могъ бы назвать себя негоціантомъ или даже рантье? Понятно, могъ бы. Вотъ что выходитъ, когда человкъ слишкомъ ужъ скроменъ.
Мы отъхали семь или восемь километровъ отъ почтовой станціи, когда «Енсъ» вдругъ остановился. Онъ стоялъ неподвижно и имлъ такой видъ, какъ будто что-то позабылъ. Я не хотлъ ему мшать — его частныя дла меня нисколько не касались, и онъ долженъ былъ самъ съ ними справляться. Да кром того, стояла прекрасная погода, и передъ нами разстилалась очень хорошая дорога.
Такъ простояли мы неподвижно посреди дороги добрыхъ полчаса, — никто изъ насъ не хотлъ зарушать молчанія. Я закурилъ трубку, нисколько не стсняясь, поглядлъ на часы и принялся чистить штопоръ, который нашелъ у себя въ карман,- однимъ словомъ, развлекался, чмъ ногъ. Кнутъ же я тщательно запряталъ подъ ноги.
Постоявъ еще немного, «Енсъ» вытянулъ впередъ одну ногу, затмъ другую, и мы опять покатили. Мн показалось, что у него былъ нсколько сконфуженный видъ.
Жара усиливалась, я изнемогалъ, и меня все сильне клонило ко сну. Машинально завязывалъ я узелъ за узломъ на возжахъ и опять сталъ мечтать все о той же молодой двушк съ почтовой станціи. У нея были большія блыя руки и удивительно живой, быстрый взглядъ, сильно оживлявшій ея лицо. Я былъ, такъ сказать, весь полонъ ею. Зачмъ стояла она тамъ, наверху, и смотрла на меня? Наврно, я возбудилъ ея любопытство, и по всей вроятности, она въ эту минуту перелистываетъ почтовую книгу. Да, не можетъ быть сомннія, что она поспшила узнать, кто я. Но я не сообщилъ о себ никакихъ свдній, а между тмъ мн представлялся прекрасный случай присвоить себ какое угодно положеніе, и я не воспользовался этимъ случаемъ. Я просто написалъ тамъ свою фамилію. Всему виною моя скромность. Разв я не могъ и, пожалуй, совершенно основательно, назвать себя начальникомъ отдленія или архитекторомъ? Что же я на самомъ дл?.. Я все больше и больше злился на себя и, въ конц концовъ, это прогнало мой сонъ. Я сидлъ теперь совершенно прямо и клялся себ, что могъ бы съ такимъ же, если не большимъ, успхомъ назваться естествоиспытателемъ или путешественникомъ-изслдователемъ неизвстныхъ странъ. Положительно, это было бы интересно изъ-за тхъ опасностей, которыя приходится переживать этимъ господамъ. Столько-то я уже зналъ объ этихъ профессіяхъ.
Я совсмъ пересталъ обращать вниманіе на «Енса». Тяжеловсно и равнодушно шагалъ онъ по дорог, мрно ударяя копытами и безъ всякой необходимости поднимая пыль. Вдругъ онъ вторично опустилъ голову, нсколько разъ пожевалъ губами и опять остановился. Да, не могло быть ни малйшаго сомннія, — онъ стоялъ, и безъ какого бы то ни было слда смущенія или неловкости.
Мои мысли были до того заняты молодой двушкой, что я только спустя нкоторое время посл того, какъ телжка остановилась, замтилъ, что мы стоимъ. Но, замтивъ это, я даже привскочилъ на мст: — Ты можешь благодарить твоего Творца, что я сижу и думаю о совсмъ иныхъ предметахъ, а не о теб и дорог,- сказалъ я громко, обращаясь къ нему. Мною овладла страшная досада, и я не могъ дольше сдерживать моихъ чувствъ. «Енсъ» продолжалъ стоять совсмъ тихо, не шевелясь, съ опущенной головой, точно онъ засунулъ палецъ въ носъ и надъ чмъ-то глубокомысленно размышлялъ. Я привсталъ, чтобы посмотрть: быть можетъ, какъ разъ подъ его ногами лежитъ ребенокъ или большой камень, или стволъ дерева. Я оглядлъ все самымъ тщательнымъ образомъ, но ничего не замтилъ. Тогда я поднялъ кнутъ и ударилъ «Енса». Онъ не тронулся съ мста, только откинулъ голову назадъ, какъ бы говоря: «берегись!» Это меня взбсило. — Самъ берегись! — отвтилъ я и ударилъ его вторично. Тогда онъ выставилъ впередъ одну ногу, принялъ такой видъ, какъ будто собирался высказаться передъ цлымъ собраніемъ, и издалъ какой-то звукъ, но затмъ не сказалъ больше ни слова.
Я не пожелалъ ему отвчать: я счелъ ниже своего достоинства вступать въ пререканія съ лошадью. Молча, но возмущенный до глубины души, я откинулся на спинку сиднья и ждалъ, что произойдетъ дальше. Я выхалъ изъ дому съ твердымъ намреніемъ не затвать ни съ кмъ ссоры: я положительно находилъ неумстнымъ горячиться изъ-за подобнаго вздора. Прошелъ цлый часъ, а мы все еще продолжали стоять на одномъ мст. Мн стоило большого труда удержаться отъ насильственныхъ мръ. Дважды привставалъ я въ телжк, но каждый разъ заставлялъ себя опять ссть на мсто. Я молча переживалъ самыя сильныя душевныя движенія, но преодолвалъ ихъ, какъ мужчина. «Енсъ» велъ себя весьма осторожно: онъ не шумлъ, не шевелился, дышалъ почти безъ звука. Наконецъ, онъ поднялъ ногу, опустилъ ее и двинулся впередъ. И прежде чмъ я усплъ поврить своимъ глазамъ, телжка быстро покатилась дальше.
Я прямо-таки онмлъ и не давалъ себ отчета во всемъ происшедшемъ. Телжка катилась все быстре и быстре; я видлъ, что «Енсъ» выдлываетъ самыя невозможныя движенія: онъ прямо-таки скакалъ. Въ своемъ озлобленіи я хотлъ внушить себ, что мы все еще продолжаемъ стоять на мст. — Мы стоимъ, мы стоимъ, ну, конечно, — говорилъ я себ,- чортъ возьми, мы стоимъ! Я закрьшалъ глаза, не желая видть, что мы дйствительно подвигаемся впередъ.
Такъ прошло довольно много времени, солнце склонилось къ западу, жара начала спадать. «Енсъ» опять шелъ самымъ медленнымъ аллюромъ. Онъ меня страшно возмущалъ, онъ нарушилъ мое радостное настроеніе, преднамренно заставилъ меня потерять столько времени. Оставалось еще добрыхъ полчаса пути до слдующей почтовой станціи, и врядъ ли мн удастся застать тамъ моего возницу.