Мысли Госпожи Жанлис о старости
Жанлис Мадлен Фелисите

(Genlis), Мадлен Фелисите Дюкре де Сент-Обен (Ducrest de Saint-Aubin; 25.I.1746, Шансери, близ Отёна, — 31.XII.1830, Париж), графиня, — франц. писательница. Род. в знатной, но обедневшей семье. В 1762 вышла замуж за графа де Жанлис. Воспитывала детей герцога Орлеанского, для к-рых написала неск. дет. книг: «Воспитательный театр» («Th'e^atre d''education», 1780), «Адель и Теодор» («Adegrave;le et Th'eodore», 1782, рус. пер. 1791), «Вечера в замке» («Les veill'ees du ch^ateau», 1784). После казни мужа по приговору революц. трибунала (1793) Ж. эмигрировала. При Наполеоне вернулась во Францию, где обучала его «хорошему тону» и получала небольшую пенсию. Уже в это время, а затем в эпоху Реставрации Ж. писала сентимент. романы из жизни светского общества, часто на историч. темы. Наиболее известны из них: «Мадмуазель де Клермон» («Mademoiselle de Clermont», 1802), «Герцогиня де Ла Вальер» («La Duchesse de la Valliegrave;re», 1804, рус. пер. 1804-05), «Мадам де Ментенон» («Madame de Maintenon», 1806, рус. пер. 1806), «Мадмуазель де Лафайет» («Mademoiselle de la Fayette», 1813, рус. пер. 1815-16) и др. Произв. Ж., легко и увлекательно написанные, с отчетливо выраженной нравоучит. тенденцией, были в свое время очень популярны, в т. ч. и в России. Ж. принадлежат также мало достоверные, но занимательные «Мемуары» («M'emoires», 1825).
Всего непріятне человку хать далеко и на-долго, когда онъ не имлъ времени собраться въ дорогу, и принужденъ оставитъ все въ безпорядк: старики безъ Религіи находятся въ >положеніи еще непріятнйшемъ. Имъ необходимо и скоро надобно отправиться въ путъ; нтъ возврата, и забвеніе нужныхъ приготовленій должно имть великія слдствія…. Всякой старикъ-вольнодумецъ бываетъ печаленъ въ уединеніи, естьли онъ не совершенной глупецъ. Мн хвалятъ веселость нкоторыхъ распутныхъ стариковъ: должно видть ихъ дома, не въ гостяхъ. Они подобны слпымъ, которые очень веселы съ людьми, забывая на время свое положеніе въ пріятностяхъ разговора; но какъ они жалки въ уединеніи, занимаясь только собственными мыслями!… Одна набожность длаетъ старостъ почтенною, доказывая жизнь добродтельную, или раскаяніе, которое заглаждаетъ слабости и преступленія.
Никто изъ стариковъ не казался мн столъ любезнымъ, какъ Маршалъ Баленькуръ, умершій за нсколько лтъ передъ симъ, на девяносто первомъ году отъ ражденія. Долговременная жизнь его не запятналась никакимъ порокомъ; онъ былъ всегда веселъ и спокоенъ. Мы видли въ немъ цлый вкъ щастія, воинской славы и добродтели. Въ самой глубокой старости онъ наслаждался еще здоровьемъ и крпостію силъ; имлъ острое зрніе, хорошую память, и не лишился ни одного зуба. Въ послдній годъ жизни его я провела въ Баленькур четыре мсяца и не могла наслушаться мудраго старца, особливо же, когда онъ разговаривалъ съ другомъ и товарищемъ своимъ, старымъ Маркизомъ Камильяномъ.
Сіи два Героя воспоминали анекдоты, осады, сраженія, которыхъ отдаленное время изумляло молодыхъ людей; казалось, что мы слушали Исторію. Бесды ихъ походили также и на, разговоры въ царств тней, между людьми прошедшихъ вковъ. Я всегда удивлялась кроткой веселости сего любезнаго Маршала. Онъ уже не занимался сборами: все было готово для дороги; ничего его не тревожило, и душевное спокойствіе мудраго старца ясно показывало, что онъ кончилъ вс дла своя. Добродтельная старостъ наслаждается досугомъ и покоемъ въ совершенной чистот жизни. Что можетъ бытъ почтенне набожнаго старца, просвщеннаго опытомъ, свободнаго отъ страстей, приводящихъ насъ въ заблужденіе — свободнаго отъ заботъ, терзающихъ молодость, и видящаго суету ложныхъ благъ, плняющихъ наше сердце! Вздыхая смотримъ ты на милую невинность дтства: ахъ! горестное предвидніе омрачаетъ сіе нжное удовольствіе! Глядя на любезнаго младенца, всякой долженъ вообразить опасности, ожидающія его въ свт — и кого мысль сія не опечалитъ? кто безъ горести можетъ видть его веселіе и безпечность? Юная, трогательная жертва, украшенная цвтами!… Время влечетъ ее къ необходимымъ бдствіямъ жизни; жестокій приговоръ Судьбы неизвстенъ младенцу…. Всякой разъ, когда вижу дтей играющихъ, сіе любезное зрлище приводитъ меня въ глубокую меланхолію; но глаза мои съ нжнымъ и сладостнымъ умиленіемъ обращаются на величественное лице почтеннаго старца! Онъ знаетъ всю красоту, всю пользу добродтели, и пороки уже не соблазняютъ его. Удивляюсь ему безъ всякаго безпокойства; знаю, что онъ не можетъ перемниться. Не имя уже честолюбія дальнихъ намреній для будущаго, старецъ освобождается почти отъ всхъ мірскихъ связей, и душа его безъ усилія стремится ко Всевышнему. По самой слабости физическихъ силъ своихъ будучи уже существомъ едва тлеснымъ, онъ ближе другихъ къ естеству божественному и къ Духамъ небеснымъ, и не привязанной къ земл, остается на ней какъ бы единственно для того, что бы учить насъ… Благополучно семейство, когда оно слдуетъ мудрымъ совтамъ сего Ангела хранителя!… Правда, что мысль о смерти неразлучна съ мыслію о старости; но только преждевременная смерть ужасна, будучи въ нкоторомъ смысл насильственною и дйствуя противъ законовъ Натуры; всякой непредвиднной случай иметъ въ себ нчто разительное.
1803