Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.
Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно. Друзья выпустили сборник его «Стихов» (1871) по неполному черновому варианту, единственно сохранившемуся после того, как во время сентябрьской революции 1868 года оригинал подготовленной поэтом книги погиб. Тогда же были собраны воедино его прозаические «Легенды».
Продолжая традиции романтического искусства, Беккер, однако, уже лишен революционной активности, свойственной ранним испанским романтикам. Мироощущение писателя глубоко трагично, а его романтическое бунтарство находит выражение преимущественно в самоизоляции от неприемлемой действительности и в погружении в мир интимных чувств, прежде всего любви.
Любовь, в сущности говоря, — центральный персонаж и стихотворений Беккера, и его прозаических «Легенд». Если в стихах поэт отгораживается от реальности, погружаясь в субъективные переживания, то в «Легендах» это осуществляется перенесением действия в далекое, главным образом средневековое, прошлое. В испанском романтизме жанр легенды получил распространение до Беккера. Но, как писал испанский исследователь Анхель дель Рио, в прежних романтических преданиях «господствовал, наряду с описательным элементом, дух приключений, интриги; это искусство новеллистическое. В легенде Беккера, напротив, царит таинственное, сверхъестественное и магическое; это искусство лирическое». Содержание этих легенд разно-образно, оно нередко заимствовано писателем из народных сказок, но почти всегда в основе трагического конфликта, определяющего развитие их сюжета, лежит тяга к недостижимому, невозможному, ускользающему. Легенда «Зеленые глаза» впервые переведена Ек. Бекетовой и опубликована в 1895 году; в заново отредактированном виде она вошла в сборник: Г. А. Беккер. Избранное. М., 1986. Там же впервые напечатан перевод легенды «Лунный луч».
З. Плавскин
Мы остановились въ улиц Санъ Херонимо, у книжнаго магазина Дюрана, и читали заглавіе одного изъ романовъ Мери.
Такъ какъ это заглавіе казалось мн страннымъ, я обратилъ на него вниманіе сопровождавшаго мемя друга, который воскликнулъ, взявши мемя подъ руку: — День прекрасный, какъ нельзя лучше! пойдемъ, пройдемся, и во время прогулки я разскажу теб исторійку, въ которой самъ игралъ роль главнаго героя. Ты увидишь, что, когда выслушаешь меня, то не толькь поймешь это заглавіе, но и объяснишь его легчайшимъ образомъ.
У меня было довольно много дла, но такъ какъ я всегда радъ найти предлогъ, чтобы ничего не длать, я принялъ предложеніе, и мой пріятель началъ свой разсказъ такъ:
— Нсколько времени тому назадъ, вечеромъ, я пошелъ пройтись по улицамъ, такъ — ради прогулки. По дорог я останавливался передъ магазинами, любовался коллекціями эстамповъ и фотографій, выставленныхъ въ окнахъ, выбиралъ бронзу, которою-бы украсилъ свой домъ, если бы онъ у меня былъ, и вообще подробно разсматривалъ вс предметы искусства и роскоши, выставленные передъ публикой за освщенными стеклами магазиновъ. Наконецъ, я на минуту остановился передъ выставкой ювелира Сампера.
Не знаю, долго-ли простоялъ я тутъ, мысленно покупая всмъ красивымъ женщинамъ, которыхъ я знаю, — одной жемчужное колье, другой брилліантовый крестъ, третьей серьги изъ аметистовъ и золота. Я соображалъ кому-бы преподнести великолпное изумрудное ожерелье, до того богатое и изящное, что оно бросалосъ въ глаза среди всхъ драгоцнностей красотою и блескомъ своихъ камней, — какъ вдругъ нжный, гармоническій голосъ воскликнулъ около меня съ такимъ выраженіемъ, что я не могъ не оторваться отъ своихъ мечтаній:
— Что за прелестные изумруды!
Я повернулъ голову въ ту сторону, откуда раздался этотъ женскій голосъ — только женскій голосъ могъ такъ звучать — и, дйствительно, увидлъ прекраснйшую женщину. Я ее увидлъ только на одно мгновеніе, но ея красота произвела на меня глубокое впечатлніе. У дверей ювелирнаго магазина, изъ котораго она вышла, стояла карета. Незнакомку сопровождала особа среднихъ лтъ, слишкомъ молодая, чтобы быть ея матерью, и слишкомъ старая, чтобы быть подругой. Он сли въ экипажъ; лошади тронулись, а я остался стоять, какъ дуракъ, и смотрлъ вслдъ, пока он не скрылись изъ виду.
— Что за прелестные изумруды! — сказала она. Дйствительно, изумруды были ослпительны: на ея блоснжной ше это ожерелье засіяло-бы, какъ гирлянда нжныхъ миндальныхъ листьевъ, окропленныхъ росой; на ея груди этотъ аграфъ казался бы цвткомъ лотоса, когда онъ колышется на трепетныхъ волнахъ, увнчанныхъ пной. Что за прелестные изумруды! Да, можетъ быть, ей хочется ихъ имть? Она наврное богата и принадлежитъ къ высшему обществу; карета у нея преэлегантная, а на дверцахъ этой кареты я замтилъ, какъ мн кажется, знатный гербъ. Несомннно, что въ жизни этой женщины есть какая-то тайна.
Таковы были размышленія, волновавшія меня, когда я потерялъ ее изъ виду и когда затихъ даже стукъ ея кареты. И дйствительно, въ ея жизни, на первый взглядъ такой пріятной и завидной, была страшная тайна. Не стану разсказывать теб, какимъ образомъ это случилось, но только мн удалось проникнуть въ эту тайну.
Въ ранней молодости ее выдали замужъ за негодяя, промотавшаго все собственное состояніе и потому искавшаго въ выгодномъ брак средства, чтобы растратить еще и чужое. Примрная жена и мать, эта женщина отказывала себ въ малйшей прихоти, чтобы сохранить для своей дочери хоть часть состоянія и поддерживать вншнимъ образомъ свою семью и ипя на той высот, на какой они всегда стояли въ обществ.
Часто говорится о томъ, на какія великія жертвы способны нкоторыя женщины; по моему, принимая во вниманіе особенности женской натуры [1] , ничто не сравнится съ принесеніемъ въ жертву страстнаго желанія, въ которомъ участвуютъ тщеславіе и кокетство.
Съ той минуты, какъ я узналъ скрытую сторону существованія этой женщины, благодаря причудливости моего нелпаго нрава, вс мои стремленія обратились къ одной цли: овладть этимъ чудеснымъ ожерельемъ и подарить ей его такъ, чтобы она не могла отвергнуть этого подарка и даже не могла себ представить, откуда онъ явился.
1
Испанской, конечно.
Въ числ всевозможныхъ затрудненій, которыя мн сейчасъ же представились, когда понадобилось приступить къ выполненію моего замысла, конечно, немаловажнымъ оказалось то, что у меня не было денегъ на покупку драгоцнности — совершенно не было. Конечно, я, все-таки, не отчаялся въ своемъ намреніи.
Гд достать денегъ? — разсуждалъ я самъ съ собой, раздумывая о чудесахъ «Тысячи и одной ночи», о кабалистическихъ словахъ, отъ которыхъ разступалась земля и обнаруживала свои скрытыя сокровища, о волшебныхъ палочкахъ, столь могущественныхъ, что если дотронуться ими до скалы, то изъ ндръ ея вытекаетъ источникъ — не воды, это еще невеликое чудо, а рубиновъ, топазовъ, жемчуговъ и брилліантовъ…