Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.
Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно. Друзья выпустили сборник его «Стихов» (1871) по неполному черновому варианту, единственно сохранившемуся после того, как во время сентябрьской революции 1868 года оригинал подготовленной поэтом книги погиб. Тогда же были собраны воедино его прозаические «Легенды».
Продолжая традиции романтического искусства, Беккер, однако, уже лишен революционной активности, свойственной ранним испанским романтикам. Мироощущение писателя глубоко трагично, а его романтическое бунтарство находит выражение преимущественно в самоизоляции от неприемлемой действительности и в погружении в мир интимных чувств, прежде всего любви.
Любовь, в сущности говоря, — центральный персонаж и стихотворений Беккера, и его прозаических «Легенд». Если в стихах поэт отгораживается от реальности, погружаясь в субъективные переживания, то в «Легендах» это осуществляется перенесением действия в далекое, главным образом средневековое, прошлое. В испанском романтизме жанр легенды получил распространение до Беккера. Но, как писал испанский исследователь Анхель дель Рио, в прежних романтических преданиях «господствовал, наряду с описательным элементом, дух приключений, интриги; это искусство новеллистическое. В легенде Беккера, напротив, царит таинственное, сверхъестественное и магическое; это искусство лирическое». Содержание этих легенд разно-образно, оно нередко заимствовано писателем из народных сказок, но почти всегда в основе трагического конфликта, определяющего развитие их сюжета, лежит тяга к недостижимому, невозможному, ускользающему. Легенда «Зеленые глаза» впервые переведена Ек. Бекетовой и опубликована в 1895 году; в заново отредактированном виде она вошла в сборник: Г. А. Беккер. Избранное. М., 1986. Там же впервые напечатан перевод легенды «Лунный луч».
З. Плавскин
І
Сумерки уже начинали простирать свои легкія, туманныя крылья надъ живописными берегами Сегры, когда мы достигли цли нашего путешествія, мстечка Бельверъ, проведя въ пути цлый утомительный день.
Бельверъ не что иное, какъ маленькій городокъ, пріютившійся на склон холма, за которымъ высятся величественныя, туманныя вершины Пиринеевъ, подобныя ступенямъ колоссальнаго гранитнаго амфитеатра.
Группы окружающихъ городокъ блыхъ домиковъ, разбросанныхъ тамъ и сямъ среди зелени, похожи издали на стаю блыхъ голубей, остановившихъ свой полетъ, чтобы утолить свою жажду въ водахъ рки. Обнаженная скала, омываемая ея быстрымъ теченіемъ, указываетъ древнюю границу между графствомъ Ургельскимъ и самымъ значительнымъ изъ принадлежавшихъ ему ленныхъ владній. На вершин скалы еще замтны слды старинныхъ сооруженій.
Направо отъ крутой тропинки, ведущей къ этому мсту и извивающейся вдоль лсистаго берега рки, стоитъ крестъ. Крестъ этотъ весь желзный, его круглый пьедесталъ вытесанъ изъ мрамора, а ведущая къ нему лстница состоитъ изъ почернвшихъ и кое какъ сплоченныхъ деревянныхъ обломковъ…
Разрушительное дйствіе времени покрыло ржавчиной металлъ, разъло и раздробило каменное основаніе памятника; въ трещинахъ его выросли вьющіяся растенія, которыя взобрались до самой вершины креста, обвили и увнчали его зеленью. Старый развсистый дубъ склонился надъ нимъ и оснилъ его на подобіе балдахина.
Я опередилъ своихъ спутниковъ на нсколько минутъ и остановивши лошадь, безмолвно созерцалъ этотъ крестъ — нмое и трогательное выраженіе набожныхъ врованій прошедшихъ вковъ. Цлый рой мыслей тснился въ моемъ воображеніи въ эту минуту. То были все самыя неуловимыя, неопредленныя мысли, связавшія между собою будто невидимой нитью и полное уединеніе этихъ мстъ, и глубокую тшиину нарождающейся ночи и смутную печаль моей души.
Движимый внезапнымъ и неизъяснимымъ религіознымъ порывомъ, я сошелъ съ лошади, обнажилъ голову и сталъ искать въ глубпн своей памяти одну изъ тхъ молитвъ, которымъ учился, будучи ребенкомъ, одну изъ тхъ молитвъ, которыя впослдствіи невольно приходятъ на уста и точно облегчаютъ стсненную грудь, смягчая горе, какъ пролитыя слезы, въ которыя превращается оно, чтобы испариться. Я уже начиналъ было шептать молитву, какъ вдругъ меня кто-то сильно встряхнулъ за плечи.
Я обернулся: за мной стоялъ человкъ.
Это былъ одинъ изъ нашихъ проводниковъ, мстный уроженецъ.
Съ выраженіемъ неописаннаго ужаса на лиц, онъ тащилъ меня прочь и старался надть на меня шляпу, которую я еще держалъ въ рук.
Мой полуудивленный, полугнвный взглядъ выразилъ энергическій, хотя и нмой вопросъ.
Упорствуя въ своемъ намреніи увести меня отъ этого мста, бднякъ отвчалъ мн хотя и непонятными словамы, но такимъ правдивымъ, прочувствованнымъ тономъ, что совсмъ меня изумилъ:
— Ради памяти вашей матери, ради всего, что только есть для васъ на свт священнаго, накройтесь и уходите, какъ можно скоре отъ этого креста. Неужели вы настолько отчаялись, что вамъ мало Божьей помощи, и вы прибгаете къ чорту?
Съ минуту я смотрлъ на него, не говоря ни слова. Признаюсь откровенно, я думалъ, что онъ сошелъ съ ума. Но онъ продолжалъ все съ той-же горячностью:
— Вы ищете границу, но если у подножья этого креста станете вы просить Божьей помощи, чтобы отыскать ее, вершины сосднихъ горъ подниутся въ одну ночь до невидимыхъ звздъ, чтобы мы во всю жизнь не могли сыскать пограничную линію.
Я не могъ не улыбнуться.
— Вамъ смшно? Да вы, можетъ быть, думаете, что этотъ крестъ такой же святой, какъ и тотъ, что на нашей церкви?
— Какъ же я могу въ этомъ сомнваться?
— Ну, такъ вы совершенно ошибаетесь, потому что этотъ крестъ, несмотря на то, что въ немъ есть божественное, проклятый крестъ…. Онъ принадлежитъ нечистой сил, а потому и называется «чортовъ крестъ».
— Чортовъ крестъ! — повторилъ я, невольно устурая его настояніямъ, хотя и не отдавая себ отчета въ чувств нкоторой робости, которое овладло мною и влекло меня точно какой невдомой силой отъ этого мста, — чортовъ крестъ! Никогда еще не приходилось мн встрчать боле страннаго и нелпаго сочетанія столь враждебныхъ понятій. Крестъ, и при этомъ — чортовъ! — что за дичь! Когда мы прідемъ въ городъ, ты непремнно долженъ мн объяснить эту чудовищную нелпость.
Пока мы разговаривали, товарищи догнали насъ и собрались у подножья креста. Я объяснилъ имъ въ краткихъ словахъ, что случилось, и мы похали дальше.
Приходскіе колокола медленно призывали къ вечерней молитв, когда мы слзали съ лошадей у самаго уединеннаго и скромнаго изъ постоялыхъ дворовъ Бельвера.
II
Красные и голубые языки пламени сыпали искры и вились вокругъ толстаго дубоваго отрубка, который пылалъ на тсномъ очаг; наши подвижныя тни, отражавшіяся на почернвшихъ стнахъ, то уменьшались, то прынимали гигантскіе размры, смотря потому, ярче или тускле вспыхивалъ огонь. Вс мы услись въ кружокъ передъ очагомъ и съ нетерпніемъ ожидали разсказа про чортовъ крестъ, общаннаго намъ на закуску посл скуднаго ужина, который мы только что истребили. Проводникъ нашъ кашлянулъ, отправилъ въ горло послдній глотокъ вина, утерся рукой и началъ такимъ образомъ:
— Много лтъ тому назадъ, такъ много, что и не знаю, сколько именно, случилось то, что я разскажу вамъ. Тогда еще мавры занимали большую часть Испаніи, короли наши звались графами, а города и деревни были подвластны разнымъ господамъ, которые, въ свою очередь, подчинялись боле могущественнымъ властелинамъ.
Вслдъ за этимъ краткимъ историческимъ предисловіемъ, герой вечера помолчалъ, какъ бы желая собраться съ мыслями, и продолжалъ такъ:
— Какъ бы то ни было, въ т отдаленныя времена нашъ городокъ составлялъ, вмст съ нсколькими другими, владніе одного знатнаго барона, и его замокъ стоялъ много вковъ на вершин скалы, омываемой водами Сегры, отъ которой онъ получилъ свое названіе.