Черная кость
Читать

Черная кость

Стихи и поэзия

:

поэзия

.
2013 г.
Аннотация

Стихи из архивов К. Шестакова и А. Коровина, публикация и послесловие Андрея Коровина.

Редакция «Нового мира» благодарит наследников С. Белозёрова за возможность настоящей публикации.

Сергей Алексеевич Белозёров

ЧЕРНАЯ КОСТЬ

* * *
У кузнеца вожглась окалина в лицо, у слесаря ладонь с накладкой жестяной, у птичницы в руках — несушка и яйцо… О жизнь моя, ну что ты делаешь со мной? У летчика — дела в неясных облаках, куда деваться мне на плоскости земной? Она ясна, как сталь, понятна, как плакат — куда девать меня, что делать ей со мной? Дела мои в себе, дела мои как свет, мои дела во сне, мои дела — ледок или вчерашний снег: когда их больше нет, повеет иногда чистейший холодок. Я жить хотел, как все — тишком, своим домком, своим печным дымком, совсем уже молчком, зачем же я шепчу у жизни на краю: возьмите жизнь мою — смешком, со всем мешком, сгодится, может быть? — возьмите жизнь мою…
***
Весёлые дела! По рельсам, по стране качу, как захочу, в гулёж очередной — а станция Зима протягивает мне замасленный кулёк с картошкой отварной… Я выставлю в окно беспутную башку на ветер и мороз — пущай охолонёт… А станция Зима по чахлому снежку бежит и машет мне — вот-вот в окно впорхнёт… Там ирис впереди пестреет, как удод, соцветиями губ пылают мне юга… Да шла бы ты, Зима! И что ж — она идёт, как верная жена, отстав на три шага. Как сладок мой побег! Как радуется мир, объятья распахнув встречающий меня! И высадит меня уже через полдня на станции Зима румяный конвоир…
* * *
Россия, спасибо: рассеялась мгла, пока вдоль Транссиба судьба волокла. У трасс, где жестоко я душу протряс, — спецовка, бытовка, изнанка пространств. Меня из-под палки учили любви бурьяны и свалки, стальные репьи. Не Росси, не Мойка, не юрод с Кремлём — помойка и койка с дырявым рублём. Побед эполеты померкли в пыли, и тяжкие беды по сердцу прошли. Россия, не плахой ты виделась мне — дырявой рубахой на сером плетне, как будто бы шпалы не пали ничком — с Москвы до Байкала стояли торчком, а поверх — деревья и терны стерни, как будто отрепья великой страны… Россия, спасибо… Грубя и любя, шепчу тебе, ибо я видел тебя.
* * *
…За дверью снег скрипит протезом, бредет мороз, как пес цепной, по кругу, звякая железом, распугивая пацанов. А мы, калечась и бинтуясь, в тылу зимы, как подо льдом, отбарабаним, отбунтуем, отмельтешимся, а потом земля, как мальчик после тифа глаза зелёные откроет, и кто-то скажет, подняв брови: «Смотри, как тихо…» [1]

1

Раннее стихотворение из недавно обнаруженного заграничного архива текстов С. Б. — Публ.

***
Шлёпать по отечественным хлябям и мычать о дали голубой, очевидно, можно даже с кляпом, сляпанным себе самим собой. Мне надоедала та замазка, я кусками, с кровью — отрывал, зря в больнице имени Семашко что-то в горле доктор зашивал.
* * *
Я годы зачислил в утраты, я счёт потерял трудодням! А голубь, как ангел бригады, в обед опускается к нам. Он бродит и хлеб подбирает, над ним доминошную кость Морозов с размаху вбивает в столешницу, словно бы гвоздь. Приподнято всё-таки длится обыденный этот обряд: возвышенны чёрные лица и мерно ладони гремят. Размыслишь — а всё-таки лестно вот в этих пенатах стальных быть чёрною костью, железно стоящей в ряду остальных. И ценишься тут не по числам побед или прожитых лет — а тем, что вколочен со смыслом, что лучшего выбора нет.

Андрей Коровин

НА ГРАНИ СПРАВЕДЛИВОСТИ И БЕЗДНЫ

Недавно, разбирая свой архив, я нашёл интервью, которое брал у Сергея Белозёрова много лет тому назад. Вот что он рассказывал мне о своих бедах конца 1970-х: «После того, как меня выгнали из „Комсомолки“, я жил в Москве, ночевал на вокзалах, подрабатывал в редакциях, ездил в командировки аж в Сибирь. Я каждый день обходил все редакции по Садовому кольцу в поисках заданий…»

Есть разные версии «казанской трагедии» Белозёрова. Очевидно одно — он бросил успешную работу (в 1977-м Белозёров был направлен собкором «Комсомольской правды» в Казань), расстался с семьей и пропал. Жена объявила Сергея в розыск, его признали «безвестно отсутствующим» и заочно развели.

Несколько лет Белозёров внештатничал во всевозможных газетах, переезжал из города в город, много пил и неуклонно шёл ко дну. В то же время его нигде не опубликованные стихи с восторгом читали в узких кругах, в том числе — в среде студентов и преподавателей Тульского пединститута. Там, в Туле, Белозёров и познакомился с молодой, аристократичной студенткой Ольгой Подъёмщиковой, которая решила посвятить ему свою жизнь.

Она вытаскивает его из запоев и переезжает к нему в город Советск.

Казалось, жизнь начинает налаживаться, но не тут-то было. В это самое время государство «находит» Белозёрова, который если от кого и скрывался, то разве от кредиторов. За неуплату алиментов (что, по словам самого Сергея и мнению некоторых его друзей, было только поводом, реальной же причиной — журналистская деятельность) ему впаяли три года ссылки в Иркутскую область. Там, на знаменитой — по биографии Евгения Евтушенко — станции Зима Белозёров работал подсобным рабочим, кочегаром и внештатным журналистом. При поддержке Анатолия Кобенкова, в местных изданиях публиковались и стихи Сергея.

в официальном магазине Литрес