– Да. – Какие страшные слова: адвокат, УДО, групповой сговор.

– Скажи: довел татарин. Довел тебя до состояния аффекта. Так и говори: ненавижу татарву. Понял?

– Понял, – сказал Семен Семенович.

– Добра тебе хочу. Учу понемножку.

Панчиков глаз не открывал.

– Или на двадцать пять сядешь. Выйдешь инвалидом – тебе надо?

– Не надо, – сказал Семен Семенович.

– Наконец ты меня понял. От чурок все зло, – сказал Ранкей.

– Генерал Ермолов, – сказал издалека Дешков, – давно уже про чурок сказал. Перевоспитанию не поддаются. Только стрелять.

– Ну, не всех же, – примирительно сказал Панчиков. Ссориться с Дешковым не хотелось, но принять точку зрения шовиниста он не мог. И когда вступился за кавказские народы, он неожиданно понял всю нелепость своего заявления. Его могут посадить в тюрьму, его могут избить, изувечить – и проблемы Кавказа показались Панчикову ничтожными.

– Это генерал Ермолов сказал. Не я, – уточнил Дешков сурово.

– Понял. – Семен спорить не стал.

– Поумнее нас был. И рот больше не открывай, – и Дешков опять замолчал.

– Дешков в Чечне воевал, – пояснил Ракитов. – И Афган прошел, от и до. Чурок не любит. А кто любит? С чурками разве капитализм построишь? А ты своего чурку за что грохнул?

Семен Семенович застонал – стон вырвался из его губ непроизвольно, от отчаяния.

– Ты отвечай, когда друзья спрашивают. А то обижусь. Ты же не хочешь, чтобы я обиделся. За что убил?

– Ни за что, – сказал Семен, чтобы сосед отвязался, – просто так.

– Понимаю. – Ракитов покашлял. – Так часто бывает.

Семен Семенович застонал снова. Стонал и раскачивался на табурете.

– Домой, наверное, хочешь? Дома небось телевизор плазменный? Обидно, такая жизнь… У меня к тебе деловой разговор. Хочешь, Ранкей на себя татарина возьмет? Есть такой пацан, сам татарин. Придет к ментам, явка с повинной. Скажет: я земляка завалил. У татар с этим просто. Познакомились по пиву. Впал в состояние аффекта. Нормально? Ты нам будешь должен лимон.

– Лимон?

– Только не рублей. Зеленых дашь, реальных денег.

– За что?

– Ты глухой?

Семен Семенович отвечал невпопад, думал про побои. Ведро на голову, и по ведру – доской. Он сразу поверил, что так с ним и сделают. На улицах творилось ужасное: демонстрантов били дубинками, пинали ногами. Появились какие-то неопознанные отряды молодых жестоких людей, считалось, что это националисты. То ли Конгресс русских общин, то ли еще какая организация, говорили разное. Националисты унижали защитников демократии, придумали оскорбительный способ: мазали демонстрантам волосы клеем. Одной женщине волосы намазали клеем, а когда женщина стала вырываться, националист ударил ее кулаком в лицо, сломал нос. Если даже на улице так, что же делают в камере?

Семен вдруг представил себе, что не выйдет из этой камеры никогда. Мысль вошла в его сознание буднично, словно информация о погоде. Когда читаешь про сталинизм, воображаешь мрачные сцены в казематах, а в реальности драмы нет – просто жизнь закончилась, и все тут. Вот и не бьет никто Семена, и даже пить ему дают, и кормят; некоторые привыкают, надо только отдаться тягучим часам, пропустить через себя это бессмысленное время. Просто надо понять, что жизнь кончилась.

Однако и вторая мысль – поверх первой – посетила его. Однажды он уже был приговорен к вечному заключению; как всякий русский, самим фактом своего рождения был обречен на бессрочную каторгу – жизнь на Родине. И сумел вырваться, уехал, стал свободным человеком. Сумеет вырваться и сейчас. Любой ценой.

– Какие гарантии? – спросил Семен Семенович у Ракитова.

– Соглашайся сперва. Расписку дай. Только не крысятничай.

– Денег сколько? – Разговор о деньгах взбодрил Панчикова.

– Чтоб надолго хватило. Бесплатно сидеть никто не станет.

– Сколько? – Семен постепенно приходил в себя.

– Говорю: лимон.

– Нереально, – жестко сказал Семен Семенович. Так бизнесмены в книге Айн Рэнд разговаривают.

– А ты как хотел? – Ракитов заговорил быстро, возбужденно.

– Триста тысяч, – сказал Панчиков.

– Думай, что говоришь! За такие деньги ты никого не найдешь!

– Больше не дам. – Составлять контракты и прописывать обязательства сторон – это Панчиков умел хорошо. Прижать клиента, поставить перед фактом.

– Адвокат Ранкею нужен? Считай, уже пятьдесят. А следователю занести? Прокурору, чтобы срок скостили. А судье? Сколько нести – сто? А полтораста не хочешь? А за УДО? А самому Ранкею ты на пенсию оставишь? А мне – комиссию?

– Тебе? – Вот классическая ситуация, описанная во всех учебниках бизнеса: посредник хочет равную долю. Надо пресекать сразу. – Тебе – пятерку.