Здесь мы снова остановились, водитель и наш гид натянули свои телесные маски.

— Это здесь! — громко произнесла женщина. — Когда-то это называлось отелем «Плаза». Возможно, он несколько устарел и покрылся плесенью… но, мои друзья, зато какой здесь восхитительный вид на Центральный парк!

Мы разместились по номерам старого отеля и получили еду. Отныне мы звались перемещенным паравременными лицами — ППЛ для краткости. Неделю находились на карантине — достаточно долго. И хотя мы сможем через несколько дней оставить отель, нам уже никогда не выбраться из этого особенного паравремени.

Мы находились на вечном хранении.

В старом отеле «Плаза» была уйма работы — женщина не обманывала. В моем собственном 1983-м от рождества Христова, насколько я знал, это было прекрасным местом. В полночь сюда, к ближайшему фонтану, выходили играть Скотт и Зелда Фитцджеральд.

Безусловно, отель не обслуживали вот уже шестьдесят лет — не было человеческого персонала. В ресторане на нулевом этаже устоялся противный запах звериного логова (так и оказалось). Четверть окон была разбита, но некоторые уже заменены пластиковой пленкой. В отдельных номерах из крана бежала ржавая вода, в других ее не было совсем. Мебель пребывала в плачевном состоянии, особенно кровати. Хлопок превратился в плесень, плесень — в пыль, пружины матрасов — в ржавчину. Прежде чем мы легли спать, нам с Ники пришлось основательно потрудиться, изготовляя новые постельные принадлежности. Поперек кровати положили деревянные доски, все еще пахнущие лесопилкой, на доски осторожно водрузили дырявые матрасы… вполне сносно! Иногда мы сдували с пальцев капли крови, подтверждая это силой своего голоса. Разумеется, мы уже не стали беспокоиться о шерстяных одеялах. В этом отеле, похоже, не приходилось думать и о кондиционере.

Не все в комнате было рассыпающейся стариной. Одна вещь была очень новая. Вначале я подумал, что это телевизор, но приводило в замешательство наличие подсоединенный клавиатуры. Когда Ники в порядке эксперимента нажал кнопку «вкл», экран вспыхнул и на розовом фоне появились черные буквы: «Привет! Каков ваш личный код?»

Этого мы не знали и никакие смогли удовлетворить свое любопытство: штуковина долго и упорно отказывалась работать. Неважно, какие клавиши мы нажимали, работала только одна кнопка с пометкой «выкл»!

День промелькнул быстро. Когда солнце село, наш люкс сделался вполне пригодным для жизни… более или менее. Мы получили полотенца и подушки, приличную одежду и мыло, а также остальные вещи, необходимые для жизни. Мы узнали, как открываются пластиковые щиты на окнах, и проветрили помещение. Блаженству помешало то, что вместе со свежим воздухом в помещение влетели рои москитов с той самой зелени, которая была когда-то ухоженным Центральным парком. Их привлек свет в окнах, и нам пришлось погасить лампы.

Мы утомились. Я почистил зубы, и когда Ники делал то же самое, полюбовался видом парка — действительно чудесным, как и обещала наша проводница, хотя и чужим. Когда-то в нем было многолюдно, внизу проезжало много машин, сейчас не было ничего подобного. В небе ярко сияли звезды, чего я никогда не видел в Нью-Йорк-Сити своего времени.

Это был мертвый город, лишь только небольшое пространство вокруг отеля было центром инфекции, куда снова начинала вторгаться жизнь.

И это был пустой город, для меня совершенно безлюдный, потому что здесь не было Найлы Боуквист.

Поражало еще одно обстоятельство: быть может, в моем собственном времени Найла стояла здесь, в этой самой комнате. Я знал, что, когда она играла в Карнеги-Холл, она останавливалась в «Плазе». Зал находился в нескольких кварталах отсюда. Вполне вероятно, она стояла у этого окна и смотрела на ухоженные газоны, спортплощадки у озера, велосипеды у входа в парк, миллионы машин, ползущих по прилегающим улицам. Я видел временные сооружения в форме пузырей и лампы, установленные над одним из расчищенных участков.

Я осознал, что сзади меня стоит Ники и расчесывает мокрые волосы.

— Разве не чудесно, Дом? — спросил он.

Я посмотрел на него с неоправданным раздражением. Ники не виноват, что он не Найла.

— О чем ты говоришь, Ники? Это изгнание, и мы останемся здесь навсегда.

Он сказало сочувствием в голосе:

— Я знаю, что тебе трудно, Дом! Ты потерял многое, я — нет. Но это не только изгнание! Это совершенно новый мир! Рай! Они подарили нам новую жизнь!

— Мне она не нужна! — сказал я. — Во всяком случае, они сделали это, не ради нас!

— Ладно, Дом, это так! — он скромно отвернулся, надевая пижамные брюки. — Но, согласись, они вложили в это дело массу усилий. Они подготовили этот район, знаешь, сколько здесь было работы? Починить водопровод, восстановить электростанции. Очистить город от мусора, я не имею в виду сгнившее постельное белье. Здесь умерли люди, и остались их трупы… скелеты, по крайней мере. Кто-то вывез их отсюда, прежде чем прибыли мы.

— Возможно, они сделали это для себя, имея собственные намерения! — возразил я.