— Ты и его? — тихо спросил я. — Заранее?

— Нет. Он просто беснуется.

Фил перестал прыгать и воззрился на нас.

— А? Что?

— Зачем скачешь? — спросил я.

— Делаю зарядку. Очень полезно при малоподвижном образе жизни. Я предполагал, что вы еще пару часов не вернетесь. На твоем месте я бы точно не вернулся.

— Наслаждаться друг другом стоит в меру, — изрекла Алиса.

Умеет же она пустить пыль в глаза! Блефует так, словно мы и правда ходили вместе в душ, а не приняли самое важное решение в своей жизни — решение, которое изменит жизнь всего человечества!

Между тем нужно было действовать.

— Ротор, — позвал я.

— Слушаю, — тон помощника казался ледяным.

— Мне нужно чихнуть.

— Сколько раз?

— Скажем, пять.

— В течение какого времени?

— Пяти минут.

— То есть один чих в минуту?

— Да, но не по распорядку. Случайным образом.

— Хорошо. Сделаю, что смогу.

Тут же в носу у меня зачесалось, и я чихнул. Выходит, импланты еще работают. Ротору вполне под силу возбудить определенные участки коры моего мозга. Да и разговаривать со мной напрямую он пока мог.

— Будь здоров, — сказал Фил. По его тону можно было предположить, что он насторожился. Только по какой причине? Может, у него просто ипохондрия?

— Спасибо.

— Мы принимали ледяной душ, — объяснила Алиса. — Иначе Глеба никак не обуздать.

Я чихнул еще, причем на этот раз мне удалось подобраться к Филу поближе. Хакер вздрогнул и забился в угол.

— Эй, скажи ему, пусть не чихает! — попросил он Алису.

— Как я могу ему запретить? Это непроизвольная реакция организма на неблагоприятные условия. Ты лучше скажи, у нас все спокойно?

— Вроде бы, — не слишком уверенно ответил Фил.

— Нас никто не ищет? За нами не следят?

— В нашем мире любого ищут и за любым следят. Тебе ли не знать? Но пока вроде не нашли.

— А почему я должна знать? — с вызовом спросила Алиса.

— Ты ведь панк. А панки хотят разрушить общество.

— Что за глупости? — удивилась моя любимая. — Панки презирают давление общества на личность и борются против него.

— И ваша организация не хочет свергнуть правительство?

— Организация? — расхохоталась Алиса. — У панков, как и у хиппи, нет никакой организации. Мы за свободу, и мы свободны. Мы протестуем порознь, а общаемся потому, что понимаем друг друга. Но мы не организуем кампаний протеста и не протестуем большой компанией. Потому что большая группа — это организация, а организация подавляет. Настоящий панк всегда одинок. Как яркая птица в полете.

— Чем же вы тогда отличаетесь от хиппи?

— Мы не обязаны всех любить. Любовь, а не война… Как бы не так! Кое-что и кое-кого можно и нужно ненавидеть. И это тоже проявление свободы. А хиппи — серые мыши. Гривастые, грязноватые, вялые мыши.

— А мне казалось, они дети цветов. Апчхи, — встрял я.

— Правильнее — дети грибов, — уточнила девушка. — Стержня в них нет.

В Алисе стержень, несомненно, был — ее решительности мог позавидовать Цезарь, застывший на берегу Рубикона, Кутузов на Бородинском поле или Звягин перед посадкой на Марумбину.

— Мы вышли из субквантового пространства, — сообщил Фил. — Стыковка с орбитальным вокзалом через десять минут. Будем выходить?

— Сколько будет стоять у коновязи «Радужный конь»? — спросила Алиса.

— Полтора часа.

— Нет, никуда не пойдем. Обсудим разницу в воззрениях панков и хиппи. Я надеюсь убедить тебя в преимуществах наших взглядов.

— Апчхи, — подтвердил я.

— Передвинься в угол, пожалуйста, — попросил хакер.

— Хорошо, — не стал спорить я. Вирус уже должен был проникнуть в кровь Фила. Ведь при каждом чихании до двадцати тысяч капелек разбрызгиваются на расстояние в четыре метра. В нашей маленькой каюте эконом-класса их не избежал никто.

Довольный Фил подсел поближе к Алисе — и к двери. А потом произошло то, чего я никак не ожидал. Хакер вдруг закричал:

— Ты мне ответишь за хиппи!

Схватил непромокаемую сумочку с коммуникатором Алисы и кинулся прочь из каюты, захлопнув за собой дверь. Девушка рванулась следом, но не успела — дверь оказалась на замке. Она в отчаянии начала барабанить кулачками по армированному пластику.

— А ты что сидишь? — закричала Алиса спустя пару секунд.

— Да куда он денется? — спросил я. — Глупая шутка…