– Заур, послушай меня. И не перебивай! Ты там был, Заур, на пресс-конференции, и видел, в кого превратился наш Президент, когда я всадил в него пару-тройку очередей.

– Тебе бы, Край, в писатели податься. В фантасты. Отличные истории сочиняешь. И чего это вы так разоделись? Что это за цирк?

Мы с Рыбачкой переглянулись. Поправив свой галстук в горошек, я решил даже, что сошел с ума. А вот Заур – нормальный, так уверенно он говорил:

– Не было, Край, пресс-конференции. Завтра будет. А вчера я немного выпил с Хельгой…

– И Хельга твоя там была, святые моторы ее за ногу! – прорычал Гордей. – Если бы не она, мы бы…

Байкеру, наряженному в пятнистую шубу, следовало промолчать, ибо от его речей у Заура крышу снесло окончательно. Бросив руль, он схватил Рыбачку за горло, хрипя ему в лицо обещания вырвать кадык и перегрызть глотку, если паршивый алкоголик еще хоть раз в таком тоне выскажется о самой прекрасной девушке на свете. При этом Заур и не думал убирать ногу с педали газа. Отнюдь. Его прохудившееся ведро на колесиках неслось по проспекту со скоростью, достаточной, чтобы при столкновении со столбом или троллейбусом содержимое ведра превратилось в отлично раскатанный стальной блин с начинкой из мяса и костей.

Машина мчалась, никем не управляемая, а свет в конце тоннеля отключили за неуплату.

Врезав пару раз кулаком по лысине Заура и столько же – по сизой роже Гордея, я не сумел их разнять. Попытка прорваться через натужно сопящее сцепление рук и тел – ухватиться бы за руль и тем самым избежать аварии с летальным исходом – не увенчалась успехом. Ко всем неприятностям ржавую жестянку Заура обогнал здоровенный черный «Вепрь» и прямо перед ней с визгом остановился, подставив бок. Еще один «Вепрь» затер нас слева. И две точно такие же помеси самосвала и бронетранспортера зашли в тыл.

Заур отреагировал мгновенно. Отпустив Рыбачку и оттолкнув мои загребущие руки, он схватился за руль своей малолитражной колымаги. При всей неказистости тачка оказалась хорошо управляемой. Зауру удалось остановить ее в считаных сантиметрах от подрезавшего нас джипа.

Из «Вепрей» высыпали вооруженные мужчины в серых костюмах.

Волосы у всех были зализаны назад.

Над операционным столом нависает трехглазая ксеноновая лампа.

Оборудование, инструменты – в том числе на высокочастотном электрическом токе – на передвижной операционной стойке.

Бригада на месте. Все в зеленом и синем. Шапочки, на лицах маски, на руках перчатки. Хирург Лев Аркадьевич Глоссер, он же главврач больницы, по привычке мурлычет под нос незатейливую мелодию: то ли «Калинку-малинку», то ли «Катюшу». Оба ассистента – один должен помогать ему, второй – смотреть на монитор, контролируя все, что происходит во время операции, – после работы собираются оттянуться в ночном клубе, поэтому не прочь начать прямо сейчас. О чем уже в третий раз намекают Глоссеру, который делает вид, что их не слышит. Операционная сестра, дородная дама с внушительными молочными железами и не менее достойным тылом, то и дело поглядывает на анестезиолога, точно ждет от него подвоха. Инженер по медицинскому оборудованию стоит с невозмутимым видом – как всегда абсолютно уверен, что видеокамеры, монитор, свет и остальные примочки будут работать безукоризненно. Впрочем, его уверенность ничуть не мешает лампам иногда перегорать, а контактам отходить. Младшая операционная сестра – наивные васильковые глаза, светлые волосы мелкими завитушками, тщательно заправленными под шапочку – привычно нервничает. Это ее естественное состояние: заламывать руки и чуть ли не заглядывать в рот старшим коллегам.

– По телику вчера говорили в новостях, что скоро нас южнокорейскими роботами заменят. Они операции делать будут. Представьте, нас всех на пенсию, а в больницах будут одни терминаторы работать. А потом они восстанут и… – выдает вдруг анестезиолог, и фигура дородной дамы становится чуть менее напряженной. Дождалась.

– Доктор, вы ведь мне поможете, правда, доктор? – Ярко-рыжие волосы блестят в свете ламп.

Обнаженная пациентка лежит на столе. На ее изуродованное шрамами от ожогов тело нельзя смотреть без содрогания. Удивительно, что она вообще выжила. Феномен.

А вот лицо ее прекрасно. И волосы. Точно такие же волосы были у ее матери.

Улыбаясь, главврач кивает, говорит, а как же, Танечка, конечно, он поможет.

– А еще по телику… – начинает новую байку анестезиолог, но Глоссер его тут же окорачивает:

– Реваз Георгиевич, я бы попросил вас… сменить перчатки. Ваши – дырявые.

– Как это? Не может быть. У меня всегда отличные перчатки, я…

– Реваз Георгиевич. – Главврач непреклонен. – Замените. Но сначала заново вымойте руки. У нас больница, а не столовая для бомжей.

Предлог серьезный, анестезиолог спроважен. Дородная дама внимательно, не моргая, следит за каждым его движением. Ассистенты решают, в какой клуб они завалятся в первую очередь, а в какой – во вторую, назревает спор. Инженеру все до лампочки – в смысле, как раз лампочка перегорела, меняет. Блондинка-медсестра готовится от волнения рухнуть в обморок, не стоит ей мешать.

Убедившись, что никто на него не смотрит, главврач незаметно извлекает из набора анестезиолога ампулу с прозрачной жидкостью и заменяет ее своей. Внешне – не отличить.