КАРОНИН, С., псевдоним, настоящее имя и фамилия Петропавловский Николай Елпидифорович, известен как Н. Е. Каронин-Петропавловский — прозаик. Родился в семье священника, первые годы жизни провел в деревне. В 1866 г. закончил духовное училище и поступил в Самарскую семинарию. В 1871 г. К. был лишен казенного содержания за непочтительное отношение к начальству и осенью подал заявление о выходе из семинарии. Он стал усердно готовиться к поступлению в классическую гимназию и осенью 1872 г. успешно выдержал экзамен в 6-й класс. Однако учеба в гимназии разочаровала К., он стал пропускать уроки и был отчислен. Увлекшись идеями революционного народничества, летом 1874 г. К. принял участие в «хождении в народ». В августе 1874 г. был арестован по «делу 193-х о революционной пропаганде в империи» и помещен в саратовскую тюрьму. В декабре этого же года его перемещают в Петропавловскую крепость в Петербурге. В каземате К. настойчиво занимается самообразованием. После освобождения (1878) К. живет в Петербурге, перебиваясь случайными заработками. Он продолжает революционную деятельность, за что в феврале 1879 г. вновь был заточен в Петропавловскую крепость.
Точных сведений о начале литературной деятельности К. нет. Первые публикации — рассказ «Безгласный» под псевдонимом С. Каронин (Отечественные записки.- 1879.- № 12) и повесть «Подрезанные крылья» (Слово.- 1880.- № 4–6).
В 1889 г. К. переехал на местожительство в Саратов, где и умер после тяжелой болезни (туберкулез горла). Его похороны превратились в массовую демонстрацию.
На восток еще не показалось и блой полоски свта, какъ уже Никита всталъ, чтобы привести въ исполненіе свое страшное ршеніе.
Тихо надлъ онъ на плечи кафтанъ, отыскалъ шапку и взялъ припасенную за ночь котомку для дальней дороги. Чтобы не разбудить дтей и не возбудить подозрнія въ Варвар, онъ не зашелъ въ сни, гд они спали, а прямо прошелъ иимо.
Совсмъ темно еще было на двор; только одна безпокойная курица упала съ нассти и слпо бродила по двору. Посреди двора спали двое телятъ; неподалеку отъ нихъ лежала корова и тяжело вздыхала. Изъ конюшни слышалось хруствье сна на зубахъ лошадей. Въ воздух послышался вдругъ торопливый свистъ крыльевъ дикихъ утокъ, улетавшихъ съ хлбовъ.
Грустнымъ, послднимъ взглядомъ оглядлъ Никита весь свой дворъ, когда проходилъ черезъ него, и дрожащею рукой отворилъ калитку. Калитка запищала, и этотъ пискъ отозвался въ его измученномъ сердц рзкою болью, онъ же ему напомнилъ, что надо торопиться, иначе проснется Варвара. И, перекрестившись, онъ вышелъ на улицу.
Нельзя ему больше оставаться въ своемъ дом и жить съ Варварой, а черезъ нее и дтей приходится бросать. И прежде они дрались, каждую недлю изъ-за всего дрались. Но хуже вчерашняго дня еще не бывало. Она ему покарябала руки и правую щеку, когда онъ хотлъ связать ее. Оба посл того выбжали на дворъ, а тямъ ужь со всей улицы сосди сбжались и облпили заплоты; мужики и бабы черезъ заплотъ глядятъ, мальчишки же сидятъ между кольями, какъ воробьи. Что такое? Обыкновенно что, — Никита съ Варварой дерутся.
Утренній холодъ пронизывалъ насквозь Никиту; онъ вздрагивалъ всмъ тломъ, но продолжалъ идти по темной улиц вонъ изъ деревни. И припоминалъ весь срамъ своей домашней жизни, припоминалъ, быть можетъ, больше затмъ, чтобы его намреніе — совсмъ уйти изъ дому — не ослабло.
Обыкновенно они дрались по праздникамъ, въ будни же невзначай, чмъ попало. Вчерась она объ его високъ расколотила обливную латку въ пятнадцать копекъ, а въ прошлый праздникъ угодила ему въ самое темя ушкомъ отъ подойника. Сосдямъ забавно смотрть на такую подлость. Вчерась даже старыя бабы, которыя ужь скрючившись, и т ползли на плетень смотрть. Даже изъ дальняго конца прибжали мужики.
При этомъ воспоминаніи гнвъ закиплъ въ сердц Никиты. Поправивъ на плеч котомку, онъ быстре зашагалъ по темной улиц. Вдругъ взглядъ его упалъ на дворъ, мимо котораго онъ проходилъ; дворъ тотъ былъ загороженъ прясломъ изъ жердей и принадлежалъ старому тестю Никиты. Здсь, бывало, Никита въ поздній вечеръ подлзалъ тихонько подъ прясло и около колодца цловался съ Варварой, а когда, бывало, старикъ взойдетъ на крыльцо и скажетъ: «Ты что тамъ, Варюшка, длаешь?» — она отвчала: «Я воду пью, тятька». Слпой старикъ безпрестанно удивлялся, какъ много воды пьетъ Варюшка по вечерамъ… Эти нжныя воспоминанія вызвали теперь горечь и тоску.
— И что же вышло опосля! — сказалъ онъ вслухъ. Голосъ его громко раздался въ спящей улиц и заставилъ его опомниться.
Онъ зашагалъ дальше, не останавливаясь около избы тестя. Нжныя воспоминанія только разбередили его рану, но не поколебали ршенія. А гнвъ овладлъ имъ, когда онъ припомнилъ, что было вслдъ за тмъ, какъ черезъ пряслы и въ подворотню не нужно ужь было лазить.
Она непокорная и гордая. Черезъ два мсяца посл внца она ужь разскла ему бровь косаремъ около питейнаго заведенія. А что дальше пошло — не приведи Богъ никому. Черезъ полгода сосди ужь облпляли заборы, ребята садились между кольями у плетней и даже вся улица сбгалась смотрть, какъ они цапаются. Обыкновенно Варвара не разбирала, какая домашность ей попадетъ въ руки, и отбивалась чмъ попало. Озлится, какъ вдьма, и воетъ на всю деревню. Никогда она не желала покориться. Въ пол разъ начали они цапаться, а она схватила съ огня котелъ, гд варилась каша со свинымъ саломъ, и обварила ему всю шею, плечи и даже по спин за рубаху каша потекла. Чуть-было въ ту пору онъ не убилъ ее.
При этомъ воспоминаніи Никита замеръ отъ ужаса.
На восток показалась слабая полоска свта; середина ея окрасилась розовымъ оттнкомъ. Кое-гд пли уже птухи. Никита быстре зашагалъ и вышелъ за деревню.
Только на мгновеніе гнвъ его уступилъ мсто нжной мысли о двухъ ребятишкахъ, которыхъ онъ навсегда покинулъ, но когда ему припомнилось, какъ эти ребятишки дрожали при дракахъ отца съ матерью, гнвъ снова вернулся въ измученное сердце его.
Ребята вчерась попрятались въ курятникъ, когда онъ съ Варварой полосовался на двор при многолюдномъ стеченіи. А то бывало и хуже. Однажды Варвара держала Митьку за руки, а онъ ухватилъ его за ноги и тащили каждый къ себ. Только ужь сосди розняли. А Сеньку Варвара то и дло хлопала по головешк изъ-за того, что отецъ любитъ крошку. Просто зври.
Утреннія сумерки закрывали поля, дальній лсъ виднлся только какъ темная стна, загородившая свтъ. Вокругъ стояла мертвая тишина. Все живое еще непробудно спало. Одинъ только Никита не зналъ покоя. Онъ шелъ по дорог и мрачныя мысли изнуряли его. Когда гнвныя воспоминанія его утихли, на него напали слабость и отчаяніе. Добровольно покинувъ домъ, поля, дтей, жену, онъ теперь, среди сумерокъ, почувствовалъ себя пропадающимъ.
Быть можетъ, поэтому онъ очень обрадовался, когда за собой вдругъ услыхалъ стукъ телги. Сперва нельзя было разобрать, откуда раздается стукъ, но скоро позади Никиты. показалась лошадь съ телгой, въ телг виднлись вилы и грабли, а на передк сидлъ Иванъ Николаичъ, молоканинъ. При вид Ивана Николаича, Никита еще боле обрадовался: хотя они были разной вры, но уважали другъ друга и жили въ дружб. Поздоровавшись, они отправились вмст. Иванъ Николаичъ сидлъ на передк; Никита шагалъ подл него.
— Далеко-ли идешь, Никита? — спросилъ Иванъ Николаичъ.
— За тыщи верстъ, Иванъ Николаичъ, — сказалъ Никита слабымъ голосомъ.
— Надолго-ли?
— Навсегда, Иванъ Николаичъ.
И, не дожидаясь разспросовъ друга, Никита во всемъ открылся ему. Онъ навсегда покидаетъ деревню и бжитъ за тысячи верстъ, чтобы ужь никогда не вернуться. Больше силъ его нтъ терпть домашній срамъ.
— Отъ страму и ухожу, Иванъ Николаичъ. Знаешь самъ мое житье, страмитъ она меня и въ будни, и въ праздникъ, изъ дальняго конца даже прибгаютъ смотрть наши драки. Все я перепробовалъ, — уговаривалъ и честью, и сурьезно училъ, — нтъ, не покоряется… Да что разсказывать, самъ знаешь житье мое.