Осторожно пробираясь по берегу под защитой мхов, я наконец нашел и вторую группу артистов.

Эти сидели на берегу около целого городка хижинок, грубо слепленных из ветвей и грязи.

Я сразу узнал странные существа, одно из которых унес на моих глазах орел Скалистых гор.

Люди, похожие на лягушек, или лягушки, похожие на людей.

Сидели они так же, как и настоящие земноводные, с согнутыми под острым углом ногами, между которыми помещались передние конечности.

Но ходили на двух ногах. Ходили тяжело, грузно, часто падая и переходя в лягушечьи прыжки. Их пение напоминало человеческий голос и было мелодично и заунывно, хотя основной мотив остался тот же…

Я не нахожу этих существ безобразными. У них такие прекрасные синие глаза, такое детское, жалобное выражение глаз.

За два дня, проведенных мною около залива, я имел возможность наблюдать этот странный народ. Их нравы произвели на меня самое лучшее впечатление. Они никогда не не дерутся, не обманывают друг друга и очень любят детей, маленьких, смешных человеко-лягушат.

Старики и старухи отличаются огромными отвисшими животами, не в состоянии ходить на двух ногах.

По-видимому, эти существа не лишены дара слова и обмениваются друг с другом особыми разнообразными звуками, состоящими почти из одних гласных.

Я заметил также, что лягушкоподобные относятся с долей презрения к настоящим лягушкам и не входят с ними в общение, держась отдельно.

Люди-лягушки нуждаются в частом купаньи и, говоря по совести, плавая в воде, мало отличаются от настоящих лягушек.

Я видел их общественное собрание.

Да, несомненно, они обсуждали совместно общие вопросы. Рассаживаются на берегу. Один, старейший, мурлыкает особым образом, другие слушают внимательно. Потом начинают отвечать, иногда в одиночку, иногда хором.

В одно из таких собраний случилось ужасное несчастье. Налетела стая огромных птиц, в раскрытых клювах которых виднелись ряды острых зубов.

Все бросились к землянкам, но птицы успели унести троих взрослых и нескольких детей.

Когда хищники улетели, народ вышел опять на берег и затянул жалобную песню:

— А-а-а-а-а…

Скорбный стон окончился душу раздирающей трелью, и мне показалось, что эти существа способны плакать. Они утирали лапками свои прекрасные синие глаза.

Я крайне жалею, что не мог подробнее наблюдать жизнь и обычаи людей-лягушек. На третий день я углубился в лес в поисках пищи, устал и решил выкупаться в каком-то ручье.

Но едва я опустился в прохладные воды, меня подхватило и понесло стремительное течение. Я боролся изо всех сил, но пенистый поток увлекал меня все дальше, ударил о камень, и я потерял сознание.

Очнулся я на берегу ручья, протекавшего по долине.

Совершенно без одежды, оружия и припасов, я едва не погиб, но, к счастью, меня спасла партия промышленных охотников за козами.

Я не смею делать каких-либо выводов из того, что видел, но иногда мне приходит в голову, что человек был счастливее, когда был лягушкой…

Передо мной на короткий миг открылся мир прошлого, и занавес вечности опустился вновь над тем, чего, быть может, не должен видеть человеческий глаз.

Урянхаем раньше называлась плодородная долина в верховьях Енисея, замкнутая с севера Саянскими горами, с юга — хребтом Таннуола, за которым начинается Монголия. Теперь Урянхай является независимой Народной Республикой Танна-Тува. Население республики — около 100 000 человек, из них большая часть танна-тувинцы, иначе называемые «сойоты» или «урянхи», и около 18 000 русских переселенцев. Танна-тувинцы — тюркского происхождения, говорят на языке, близком киргизскому и татарскому. Они носят одежду, заимствованную у монголов, и китайские косы, причем до Революции были в религиозном подчинении у невежественных буддистских монахов-лам, совершенно не заботившихся о просвещении народа. Коренные реформы при новом строе должны вызвать быстрый расцвет юной республики.

Нижеследующий рассказ написан автором со слов партизан, вернувшихся из Монголии после боя с белыми на Улясутайской дороге в 1921 году. Желательно, чтобы лица, бывавшие в том районе, помогли разгадать описанное в рассказе странное явление и выяснить, имеет ли оно под собой какую-нибудь реальную почву.

Под деревьями на берегу Енисея горело несколько костров. Вспышки красного пламени озаряли обветренные лица, желтые полушубки, шапки с наушниками. Блестки играли на темных дулах ружей. Партизаны пили баданный чай, пересмеивались, чинили сбрую и одежду. В нескольких шагах от костров было уже темно. Там стремительно неслась бурная и мрачная река.