– И как ты это сделала?

– Не скажу. У женщин свои секреты.

Маша затянулась коричневой сигаретой с золотым ободком, выпустила облачко бледно-голубого дыма и посмотрела, как оно расплывается в воздухе.

– Кажется, ты вообразила себя ведьмой? – иронично произнес Глеб.

– Я и есть ведьма, – спокойно отозвалась Маша, по-прежнему разглядывая облачко дыма. – Разве ты не знал?

Он с нежностью погладил ее по волосам. И вдруг замер с искаженным от испуга лицом. Прядь ее волос осталась у него в руке.

– Маша… – хрипло позвал он.

Она подняла лицо, и Глеба прошиб пот – у Маши не было ни глаз, ни носа, ни губ, только бледная, туго натянутая на череп кожа. Глеб хотел сбросить с себя фальшивую Машу, но не смог – на него напало оцепенение, какое часто бывает в кошмарах.

И вдруг сквозь белую гладкую кожу чудовища проступило маленькое темное пятнышко, как чернильная точка сквозь лист бумаги. Пятнышко стало стремительно увеличиваться, пока не превратилось в бесформенный черный рот, и этот рот, широко раскрывшись, пролаял:

– Я же тебе говорила, что я ведьма!

А потом черный рот залаял, захохотал, и морщинистые пальцы безликого страшилища потянулись к лицу Глеба, намереваясь вырвать ему глаза.

– Глеб! – Петя с силой тряхнул Корсака за плечо. – Глеб!

Тот открыл глаза и рассеянно посмотрел на Петю.

– Что?

– Ты уснул.

– Да?

– Да. И стонал во сне.

Глеб выпрямился в кресле и потер пальцами глаза.

– Мучают к-кошмары? – с сочувствием спросил Давыдов.

– А у кого их не бывает?

– И то верно.

Корсак провел рукою по растрепавшимся волосам и снова взглянул на Давыдова.

– Ну, что скажешь?

– Кое-что п-получилось. Посмотри сам.

Петя сел на соседнее кресло, взгромоздил на колени ноутбук и пробежал пальцами по клавишам. Глеб уставился на экран и присвистнул.

– Да ты просто гений!

– Не без этого, – скромно согласился Петр.

– Можешь распечатать?

– Легко.

Пока Давыдов выводил снимок на печать, Глеб задумчиво морщил лоб. Заметив это, Петя спросил:

– Снимок н-навел тебя на какие-то мысли?

– Да.

– Я рад.

Петя встал, сходил к принтеру и вернулся, держа в руке отпринтованное фото. Протянул его Глебу.

– Держи своего монстра.

Корсак взял снимок, несколько секунд разглядывал его.

– Выглядит жутко, – сказал он.

– Да, – согласился Давыдов и тоже покосился на снимок. – Думаю, это искажение старого з-зеркала. Или дефект оптики.

Глеб ничего на это не сказал. Он сунул распечатку в свою кожаную сумку и встал.

– Петь, прости, но мне нужно идти.

– Да, п-понимаю.

Он протянул Глебу руку.

– Заходи почаще.

– Постараюсь, – сказал тот, пожимая ладонь друга.

– И обращайся, если будет что-то интересное. Я всегда рад тебе п-помочь.

– Спасибо, братское сердце! – искренне поблагодарил Глеб.

Уже в дверях Петя спросил:

– Эти п-парни живы?

– Не все, – ответил Глеб.

– Скверно. Будь осторожен, брат.

– Постараюсь.

Перед расставанием они снова крепко обнялись.

На улице было сыро и ветрено. Вечерело. Неторопливо шагая к машине, Глеб услышал за спиной легкий шорох. Он обернулся, но никого не увидел. Тротуар был пуст, лишь редкие прохожие маячили где-то вдалеке, там, где узкий переулок выходил на широкую улицу. Глеб пожал плечами, сунул в губы электронную сигарету и пошел дальше.

Через несколько минут ему почудился звук шагов. Обладая неплохой реакцией, Глеб сразу обернулся – однако недостаточно быстро, что-то мелькнуло у него перед глазами, острая боль прошила голову, а потом мир с его фонарями, деревьями и домами разлетелся на куски, и Глеб провалился в бездонную пропасть мрака.

Дверца «Лексуса» распахнулась, и стройная черноволосая красотка ступила остроносой туфелькой на тротуар. На плечах у нее красовалась норковая накидка, пальцы были унизаны кольцами с бриллиантами.

– Хватит! – крикнула она верзиле в кожаной куртке, который сбил Глеба с ног.

– Мара, сядь в машину! – рявкнул Шалва Георгиевич на любовницу.

– Отстань! – презрительно обронила она через плечо.

Затем подошла к костолому в кожаной куртке и грубо толкнула его руками в грудь.