Мысль о собаке пришла Полине в голову только что.

— От воров? — спросил Евгений.

— От тоски. Нет, шучу, просто так. Пусть будет собака, и все. А заявление я подавать не стала, ничего не найдут, а мороки не оберешься.

— Ну… не знаю. Дело, конечно, твое… А какую ты хочешь брать породу?

Да хоть дворянина. Вообще-то, я бы давно взяла, так ведь командировки же! С кем животное оставишь?

— Как «с кем»?! — оживился Евгений. — Позвольте, сударыня, а я на что? Буду и гулять и кормить. Ты же целый день на работе, пес не может один взаперти… И за город будем его возить! Давай пуделя возьмем, а? Пудель — самая умная порода, почти человек. И до того трогательные…

Полина обняла Евгения. Он тоже ее обнял, поцеловал в волосы, похлопал по плечу и сразу отстранился.

— Иди, иди, нечего тут… вдохновляться, — пробурчал он, — связалась с уродом, так терпи.

— Подумаешь, больно надо! Учти: гениальные стихи писать может один из миллиона, а… это самое — каждый кобель…

— Гениальные? — переспросил он, усмехаясь и кривя рот. — А ты вот так уж уверена, что гениальные?

— Уверена. И нечего нюни распускать. Ложись на диван, не мешай убираться.

Евгений послушно лег, поджав ноги, и повернулся лицом к стене. А Полина принялась за уборку. Прежде всего всунула на место ящики стола и аккуратно сложила в них выброшенные вещи. После чего Евгений смог лечь как следует.

Без транзистора стол выглядел как-то куце. Голо. Полипа подумала и переместила поближе к центру подставку с шариковой ручкой, изображающей взлет ракеты. Рядом поставила перекидной календарь, а возле него, чуть правее, стаканчик с карандашами. Окинув стол удовлетворенным взглядом, пошла было к шкафу, но почему-то вернулась, взяла стаканчик и поменяла его местами с ручкой. Опять направилась к шкафу, но вдруг, резко повернувшись, бросилась назад, схватила стаканчик и разом вытряхнула на стол все его содержимое. Покатились, посыпались на пол карандаши, вывалились скрепки и катушка черных ниток с воткнутой в нее иглой. Полина стояла не шевелясь, затаив дыхание. Она смотрела на середину стола. Там, рядом с красной резинкой, лежала ее «стрелка».

Преподавательница английского назначила урок на половину девятого вечера. Пока привезешь девчонку домой, будет уже двенадцатый час, а завтра с больной головой в школу. Майя Андреевна, придя с Ларой к учительнице, деликатно попросила, чтобы впредь, если можно, это не повторялось, на что англичанка с милой, но жесткой улыбочкой возразила: в таком случае уроки придется прекратить. Настроение после этого разговора стало еще хуже, а надо было как-то убить целых два часа присутствовать на занятиях англичанка не разрешала! Слава богу, погода стояла теплая, лужи просохли, а если бы дождь?)

Майя не спеша шла через парк. Так и не отважилась она позвонить в Технологический институт, неловко было, противно, да, честно говоря, и страшно. Ну, убедишься, что Игорь солгал, что тогда делать? А так оставалась надежда. Во-первых, хоть это и почти невероятно, она могла обознаться. Во-вторых, — мало ли! — вдруг конференцию перенесли в Дом техники на Невский, а тогда легко все логично объяснить: допустим, вышел с кем-то из сотрудниц или знакомых, — встретились на конференции, вышли в обеденный перерыв, и той понадобилось купить апельсины (кстати, домой Игорь Михайлович никаких апельсинов не принес), ей надо купите, апельсины, а сумки с собой нет, и она попросила… Но почему, почему вместо того, чтобы все объяснить, успокоить… А он обиделся! Чувствует себя оскорбленным? поэтому не хочет разговаривать, вот и сегодня ушел, даже не позавтракал. Наказывает. Но, с другой стороны, нападение — лучший способ защиты… Нет, в любом случай он ведет себя жестоко и бесчеловечно, ведь знает же что кроме него, кроме семьи, у Мани ничего больше нет. И все же… если безупречно честного, порядочного человека вдруг ни с того ни с сего обвиняют черт знает в чем, он может выйти из себя… Но почему у него был такой дурацкий вид там, у лотка? Без шапки, растерзанный… И этот дикий смех. Последнее время он почти каждый день задерживается на работе, даже с бюллетенем ходил… А под Новый год? Явился в одиннадцатом часу. Если окажется, что у Игоря — женщина, это… это катастрофа. Конец. Тогда лучше не жить… Майя не замечала, что из глаз у нее ползут слезы… Нет, этого быть не может! Он — не такой! Он — не способен… У девочки выпускной класс… Он думает, Лара ничего не замечает?.. Она прекрасно все видит — и что мать второй день сходит с ума, и что отец молчит, как… как каменный! Видит и нервничает. Нет, так нельзя. Попросить прощения.. — Она виновата, оскорбила… Но… Надо узнать правду.

Это все равно не жизнь, если — ложь и грязь. Если у него кто-то есть, пусть уходит. Лучше остаться одной, чем жить с человеком, который тебя предал. Неправда! Не лучше!.. И не надо себе врать… А вдруг он сам захочет уйти?..

Надо домой. Скорей! Там… Что — «там»? Может, позвонить ему, попытаться… Что? Всю ночь ревела, умоляла — и без толку…

Майя Андреевна вдруг всхлипнула… Да как она смела так про него подумать? Еще грозила: «проверю»… Тот, кто подозревает другого в предательстве, сам в душе предатель… А все-таки, наверное, так нельзя, чтобы всё, вся жизнь — в одном человеке, — очень страшно… Любовь — это страх, вот что это такое!.. Как всегда было страшно, когда Игорь, не предупредив, где-нибудь задерживался. И ведь не ревность была, какая там ревность! Просто — вдруг что-то случилось… сердце… Господи!.. Никогда больше никого не полюбить, никто не нужен… Для этого надо, чтобы тот человек был лучше Игоря. Ведь смешно — недавно поймала себя на том, что красивыми, вообще — симпатичными кажутся только те мужчины, которые похожи на него. У него — залысины, глаза близко посажены, очки. Для нее — если без очков, с шевелюрой и, допустим, большими голубыми глазами — чуть не урод… Даже не урод, а просто нет его…

…А что, если в один прекрасный вечер одной пойти… ну, хоть в кино, вернуться за полночь и непременно с букетом? Игорь спросит: «Где была?» Ответить рассеянно: «Так, деловая встреча». Тьфу, как глупо, пошло!.. Ну, а вся ситуация — жена ревнует мужа, следит, бегает за ним по Невскому, — это разве не пошлость? Боже мой! До чего унизительно, стыдно! И посоветоваться не с кем!

Майя Андреевна вышла на проспект. Торопиться ей было некуда, до конца урока полтора часа. Она свернула налево, мимо гостиницы. Там в ресторане, несмотря на будний день, кипела «красивая жизнь». Несколько окон были распахнуты, доносилась музыка. К подъезду то и Дело подкатывали такси, оттуда высаживались возбужденные пары. Голоса их звучали нарочито громко, развязно и неестественно.

Майя Андреевна не заметила, как, миновав гостиницу, оказалась перед домом, где жила Полина. Будь та в городе, можно бы зайти, хоть погреться и чаю попить… Обсуждать то, что случилось, с Полиной? Вряд ли она поймет… У нее ведь странное представление о любви, о морали и… вообще обо всем. Пожалеть — это сколько угодно, а понять?.. Как-то, помнится, с пеной у рта доказывала, что, если муж обманывает жену, та, мол, сама виновата. Почему? Да потому, что врут тому, кого боятся, а в семье должна быть любовь, а не страх и тирания. С чего бы это Игорь стал бояться Майю? Ведь это они, одинокие кукушки, своими доморощенными теориями разлагают людей. Мужчинам такие рассуждения, конечно, нравятся…