– Ох.

Она моргнула и потерла глаза.

– Здесь просто слишком мелко напечатано.

– Нет. Не беспокойся, мы займемся этим завтра. Мы проработали уже пару часов. Хочешь бокал вина?

– Думаю, да, - прикусив нижнюю губу, Бейли вновь постаралась сосредоточиться на тексте. – «Звезда Африки» - крупнейший известный обработанный бриллиант весом пятьсот тридцать и две десятых карата.

– Звучит грандиозно, - прокомментировал Кейд, выбрав бутылку сансера (2), которую хранил специально для такого случая.

– Он вставлен в скипетр королевы Великобритании. Камень слишком большой, и это не голубой бриллиант. Пока я не нашла ничего похожее на наш алмаз. Хотела бы я иметь рефрактометр.

– Что?

– Рефрактометр, - повторила она, приглаживая волосы. – Это инструмент, который измеряет свойства камня. Индекс рефракции.

Под взглядом Кейда она замерла.

– Откуда я это знаю?

Он принес два бокала и вновь устроился на полу рядом с собеседницей.

– Что такое индекс рефракции?

– Это относительная способность преломлять свет. Для бриллиантов она равна единице. Кейд, я не понимаю, откуда я это знаю.

– Откуда ты знаешь, что это не сапфир?

Он поднял камень, которым придавил свои записи.

– Для меня они выглядят одинаково.

– Сапфиры двупреломляющие.

Она вздрогнула.

– Я воровка драгоценностей. Должно быть, поэтому я все знаю.

– Или ювелир, эксперт по драгоценным камням, или действительно богатая крошка, которая любит играть с побрякушками.

Он протянул ей бокал.

– Не спеши с выводами, Бейли. Иначе упустишь детали.

– Ладно.

Но она уже представляла, как прыгает в черном костюме из окна третьего этажа.

Бейли сделала большой глоток.

– Я просто хочу понять, почему помню лишь некоторые вещи. Рефрактометры, «Мальтийский сокол»...

– Мальтийский сокол?

– Фильм с Богартом и Астор. В твоей комнате была книга, и у меня в памяти всплыл фильм. И розы. Я знаю, как они пахнут, но не помню свои любимые духи. Я знаю, как выглядит единорог, но не понимаю, что его изображение делает на моем теле.

– Единорог.

Губы Кейда изогнулись, на щеках заиграли ямочки.

– Это символ невинности.

Проигнорировав это замечание, Бейли быстро допила остатки вина. Кейд протянул ей свой бокал и встал, чтобы подлить еще.

– Пока я была в душе, в моей голове звучала мелодия. Не знаю, что это, но не могу от нее избавиться.

Стараясь сосредоточиться, Бейли сделала еще глоток, потом начала напевать.

– Бетховен, «Ода к радости», - сказал Кейд. – Бетховен, Богарт и мифическое животное. Бейли, ты продолжаешь меня восхищать.

– И что это за имя, Бейли? – требовательно спросила она, взмахнув рукой с бокалом. – Это имя или фамилия? Кто мог наградить ребенка подобным именем (3)? Мне больше подходит имя Камилла.

Он вновь улыбнулся, раздумывая, не стоит ли забрать у нее вино.

– Не подходит. Поверь моему слову.

Она сдула волосы с глаз и состроила гримасу.

– Расскажи мне о бриллиантах.

– Это лучшие друзья девушек, - она тихо рассмеялась, затем одарила его сияющей улыбкой. – Я это придумала?

– Нет, милая.

Кейд мягко забрал у нее вино, убрал в сторону и сделал мысленную зарубку на память – Бейли достаточно одного бокала.

– Расскажи мне, что ты знаешь о бриллиантах.

– Они искрятся и сияют. Они холодны на вид и даже на ощупь. Именно так можно легко отличить их от стекла. Стекло теплое, бриллианты холодные. Ведь они прекрасные проводники тепла. Холодный огонь.

Она легла на спину и потянулась, как кошка, вызвав у Кейда слюноотделение. Затем закрыла глаза.

– Это самое твердое из известных веществ, десятка по шкале Мооса (4). Все хорошие алмазы белого цвета. Желтизна или коричневый оттенок считаются дефектом.

«О, Боже», - вздохнула про себя Бейли, ощущая головокружение.

– Голубые, зеленые и красные алмазы очень редки и высоко ценятся. Их цвет зависит от наличия микроэлементов, помимо чистого углерода.

– Хорошо, - Кейд изучал ее лицо, изогнутые губы, закрытые глаза. С таким видом можно было говорить о возлюбленном. – Продолжай.