— Если бы там были грязные трусы, ты бы, конечно, посмотрел, но вряд ли принес бы мне.

— Почему это?

— Потому что получил бы по шее. — Перс пролистал оставшиеся странички блокнота. — А по твоей физиономии можно догадаться: в сумке нечто, имеющее отношение к делу. Наиболее вероятно — экипировка.

— Короче, участие в деле Жукута доказано стопроцентно.

— Оно стало доказанным в ту самую секунду, когда ему пустили пулю в лоб.

— А еще в ванной, на веревке, сохнет камуфляж, — добавил Молчун, ничуть не задетый ерническим тоном напарника. — Выстиранный, между прочим.

— Сохнет в ванной, говоришь? — Сообщение явно заинтересовало Перса. Он подумал секунду, посмотрел на блокнот, на Молчуна, снова на блокнот, а затем скомандовал: — Мусорные ведра! Осмотреть мусор!

— Зачем? — не понял Молчун. Иногда он соображал очень туго.

— У Жукута дерьмовая память. Слишком много записей в книжке! — Перс быстро прошел в кухню, вытащил ведро, вывалил содержимое на пол и, присев на корточки, принялся разгребать мусор, тщательно рассматривая каждую бумажку. Не прошло и трех минут, как он улыбнулся и прошептал: — Есть!

— Что есть-то? — спросил Молчун.

Перс протянул ему мокрый клочок бумаги, на котором синели размытые, но вполне различимые цифры. При желании можно было разобрать даже имена, написанные под номерами: «Слава Руденко», «Тимофей Трубецкой» и «Гектор Одинцов». На обратной стороне клочка тоже были записаны номера. Машин. Взглянув на них, Молчун хмыкнул:

— Видел? Это же номера наших машин! Жукут был сегодня возле коттеджа!

— Очевидно, парни решили сделать «ход конем».

— Они не знают, кто их нанял?

— Знают, но не все. Только двое. Жукут и еще кто-то.

— С чего ты взял?

— С того, что Жукута убили первым как наиболее опасного свидетеля.

— И что же он видел?

— Не что, а кого. Похитителя. Допустим, тот проник в коттедж, когда электричество отключалось на самый долгий период времени, но ведь ему потом надо было еще и выйти, так? Сделать это он мог только после того, как его наемники вошли в дом, перебили охрану и отключили телекамеры. Кто дежурил во дворе?

— Ну, лица на записи не разобрать, но по сложению похож на Жукута. Потом выходил кто-то еще.

— Вот именно. Эти-то двое и выпустили нанимателя. Они не могли не заметить выходящего. А раз заметили и ничего не сказали остальным — номера-то Жукут уже позже переписывал, — значит, в доле!

— А что, если похититель вошел в коттедж не раньше, а вместе с ними? — спросил Молчун. — Предположим, наниматель — один из членов группы? Тогда ему и выходить не надо было! Пошел якобы обыскивать дом, забрал «Гекатомбу», вышел в коридор, и все. Шито-крыто.

— Я уже думал об этом, — сообщил Перс. — Вряд ли. Тогда не имело смысла нервировать охрану отключением электричества, это раз.

— Электричество могло отключиться и само по себе. Натурально.

— Ну да, в вечер ограбления, как по нотам. Хорошо природа подгадала, ничего не скажешь. Но ладно, допустим. Фиг с ним, с электричеством. Есть еще один фактор.

— Какой?

— Известно, что наниматель — из своих. Зачем ему было наживать головную боль с трупами часовых? Если бы он проник в коттедж вместе со всеми, его бы все равно никто не опознал, так? При ограблении эти ребята использовали респираторы, закрывающие лицо похлеще всяких чулочков-масочек. Значит, похититель тщательно проверил бы дитилиновые заряды. Так ведь нет! Он устраняет свидетелей! Руками собственных наемников! Ради чего? Зачем? А затем, что они видели, как похититель входил в коттедж. Ясно?

— Предельно. — Молчун покрутил в пальцах бумажку. — И какие у нас планы на вечер?

— Выясним адреса этих троих, — Перс ткнул пальцем в записанные на клочке фамилии. — Параллельно займемся «вольвушкой». Машина приметная. У нее левое заднее крыло здорово помято.

— Да? А я не заметил.

— Ничего странного. Ты с другой стороны сидел.

— Так, может, сразу с нее и начать? — предложил Молчун.

— С наемниками возни будет меньше. Поверь мне.

— Ладно, как скажешь, — Молчун ухмыльнулся. — А если они ничего не знают, что будем делать? С ними, я имею в виду?

Перс пожал плечами:

— А тебе не все равно? Пусть начальство решает. Мне лично все равно. Скажут мочить — плакать не стану. Скажут: отпустить — на здоровье. Пусть себе катятся.

— Не скажут. Ты же их знаешь. Они за «Гекатомбу» кому хочешь глотку перегрызут.

— Знаю. — Перс взял бумажку и, оглянувшись, деловито сообщил: — Так, дайте-ка мне телефон…