В.О. Ключевский не удостоил рассмотрения Марину и Лжедмитрия И. Последний большой дореволюционный историк, С.Ф. Платонов, противопоставляет первого и второго Лжедмитриев. В первом он видит созидателя, второй же — «простой вожак хищных шаек двух национальностей... Поэтому-то второй Лжедмитрий... получил меткое прозвище Вора. Русский народ этим прозвищем резко различал двух Лжедмитриев, и, действительно, первый из них, несмотря на всю свою легкомысленность и неустойчивость, был гораздо серьезнее, выше и даже симпатичнее второго. Первый восстановлял династию, а второй ничего не восстановлял, он просто "воровал"«. О Марине Платонов отзывается походя, без интереса: «Марина же в тюрьме окончила свое бурное, полное приключений существование, оставив по себе тёмную память в русском народе: все воспоминания его об этой "еретице" дышат злобой, и в литературе XVII в. мы не встречаем ни одной нотки сожаления, ни даже слабого сочувствия к ней».

О Марине и втором «Дмитрии» в начале XX в. В 1907 г. была опубликована книга польского историка Александра Гиршберга «Марина Мнишек», вышедшая на русском в 1908 г. Книга Гиршберга была для своего времени самым полным исследованием о супруге двух самозванцев. Автор открыл неизвестные документы и письма, позволившие ему заключить, что Марина была не «игрушкой судьбы», как она жаловалась, а жертвой собственного честолюбия. Гиршберг рисует её незаурядной личностью — красноречивой, с твердым характером и на редкость храброй. Иного мнения он о Лжедмитрии II: «...новый Самозванец совершенно не годился для той трудной роли, которую он взял на себя, не отличаясь ни такими способностями, ни тем чувством монаршего достоинства, которыми в необычной степени отличался первый». Гиршберг считает, что Марина заслужила свою судьбу из-за «безумного высокомерия»: она не желала быть меньше, чем царицей, и ради этого шла на любые жертвы. Сходного мнения придерживался и живший во Франции польский историк Казимир Валишевский — автор популярной книги «Смутное время» (1911).

Велимир Хлебников посвятил тушинской царице поэму «Марина Мнишек» (1912—1913). Поэме присущи типические черты поэзии Хлебникова: разорванность сюжета, богатство метафор и сложность для восприятия простых смертных. Сквозь круговерть событий красной нитью проходит смерть — ради любви готов погибнуть самозванец, во имя честолюбия — Марина. Кончается неожиданно просто — умиранием в темнице матери, лишившейся сына: «Где сын мой? Ты знаешь! — с крупными слезами, || С большими чёрными глазами. — || Ты знаешь, знаешь! Расскажи!» || И получает краткое в ответ: «Кат зна!» В те же годы Марина Мнишек стала поэтической героиней Марины Цветаевой. Цветаева усматривала связь с тёзкой не только в имени и в общности крови (ее бабка была полька-шляхтянка), но в сродстве характеров — силе, решительности и склонности к авантюрам. Цветаева восхищается первым самозванцем — отсюда двойственность отношения к Мнишек: она видит её то озарённой славой, то предательницей. В стихотворении 1916 г. Цветаева выражает гордость, что носит имя Марина:

В цикле « Марина» (1921) Цветаева уже упрекает Мнишек в отступничестве:

В следующем стихотворении того же цикла Цветаева исправляет «неправильную» Марину и заставляет выброситься из окна вслед за любимым:

Тема самозванцев и царицы Марины, несомненно, затрагивалась при общении друзей — Марины Цветаевой и Максимилиана Волошина. В 1917 г. М.А. Волошин пишет гениальное стихотворение «Dmetrius-Imperator, 1591—1613» о том, как вышедший из гроба царевич, обручившись «заклятым кольцом» с «белой панной, с лебедью, Мариной», был убит, изуродован, сожжен, пеплом его заряжена пушка и... «палили на четыре стороны земли». Но он не погиб:

Советский период. Пришедшие к власти коммунисты изменили приоритеты в истории. Главным предметом исследований становится классовая борьба, а исторические персонажи оцениваются как выразители интересов классов. С легкой руки историка-марксиста М.Н. Покровского Смуту стали рассматривать казачьей и крестьянской революцией, а Лжедмитрия II вместе с Болотниковым возвели в её вожди. В 30-е — 40-е гг. возобладала трактовка И.И. Смирнова, тонко чувствующего пожелания И.В. Сталина. Крестьянскую войну по-прежнему считали ведущим событием начала XVII в., а Болотникова её вождем, но появилось понятие «скрытая интервенция», и царика низвели до уровня польской марионетки. В 50-е — 60-е гг. о скрытой интервенции стали писать осторожнее, поскольку выяснилось, что большинство сенаторов Речи Посполитой были против вмешательства в дела Московского государства. Наконец, в 80-е гг., благодаря работам А.Л. Станиславского и Р.Г. Скрынникова, стало очевидно, что Смута является гражданской, а не крестьянской войной. На оценку Лжедмитрия II это не повлияло, он так и остался марионеткой казаков и поляков.

Уже после распада СССР стало известно, что в 1939 г. поэт И.Л. Сельвинский написал трагедию в стихах — ««Тушинский лагерь». Герой пьесы — юноша раввин, решивший стать Мессией и спасти свой народ. Он взял на себя роль царя Дмитрия и во главе войска из поляков и русских отвоевал у Шуйского пол-России. Теперь юноша уже не хочет выводить евреев в Палестину, а думает о России как о континенте, куда можно всех поселить. Он издаёт указ, где обещает народам коня и землю; но из лояльности к России не включает в список евреев, зато там есть поляки. Это не нравится повстанцам, боящимся, что паны их поработят. Запутавшегося Лжедмитрия уже не радует любовь Марины, ожидающей сына; от больших раздумий он сходит с ума. Автор тоже запутался в сюжете, но его спасает богатырь Абрагам — мститель, зарезавший гетмана Меховецкого за убийство евреев и ограбление синагоги. Он вступает в разговор с сумасшедшим царем, тот отвечает бессмысленно. Абрагам решает, что он предатель, и его закалывает. Над трупом Лжедмитрия горюют верный шут Кошелев и Марина. Повстанцы настроены идти к Пожарскому бить ляхов, но прежде несут доброго царя для похорон в соборе.