С сонным Пантелеймоном на руках она отошла от Уилла и села поодаль на склоне дюны, чтобы не разбудить его разговором.

— Эти маленькие… — сказал Пантелеймон.

— Они мне не нравятся, — решительно подхватила Лира — По-моему, надо как можно скорее отделаться от них. Поймаем их в сеть или еще что-нибудь, Уилл вырежет окно, закроет, и все — мы свободны.

— Нет у нас сети, — сказал он, — и вообще ничего. И потом они не такие глупые. Сейчас он за нами следит.

Перед этим Пантелеймон принял вид ястреба, и зрение у него было острее, чем у Лиры.

Серое небо с каждой минутой окрашивалось бледнейшей воздушной голубизной, и вот уже выпростался из моря ослепительный краешек солнца. Поскольку Лира сидела на дюне, его свет упал на нее несколькими секундами раньше, чем на берег, и она увидела, как он подбирается к Уиллу. Тут же осветилась фигурка кавалера Тиалиса, стоявшего рядом с головой Уилла; бодрый, нисколько не сонный, он смотрел в их сторону.

— Все равно, — сказала Лира, — они не могут заставить нас поступать, как им хочется. Должны ходить за нами. Могу спорить — им уже надоело.

— Если они возьмутся за нас, — сказал Пантелеймон, имея в виду себя и Лиру, — и приставят к нам свои ядовитые шпоры, Уиллу придется их слушаться.

Лира задумалась. Она вспомнила жуткий крик боли, вырвавшийся у миссис Колтер, когда яд проник в ее кровь, ее судороги, закатившиеся глаза и обезьяну, превратившуюся в тряпку… А ведь это была всего лишь царапина, как недавно напомнили ее матери в башне. Уилл вынужден будет подчиниться и сделать то, что они хотят.

— Допустим, они думают, что он все равно не подчинится, — сказала Лира, — допустим, они думают, что он бессердечный и просто даст нам умереть. Тогда пускай Уилл попробует внушить им это.

Лира захватила с собой алетиометр. Света было уже достаточно, чтобы видеть циферблат, и, бережно развернув прибор, она положила его вместе с черным бархатом на колени. Мало-помалу она пришла в состояние транса, когда становились прозрачны многие слои значений и ей открывались сложные переплетения связей между ними. Стрелки под ее пальцами находили нужные символы, а сознание подбирало слова: как нам избавиться от шпионов?

Главная стрелка заметалась по шкале с небывалой быстротой — Лира впервые испугалась, что не сможет уследить за ее скачками и остановками, но какая-то часть сознания регистрировала их, и она сразу поняла, что ей сказал прибор.

Он сказал ей: Не пытайся, потому что ваша жизнь зависит от них.

Это было неожиданностью, и неприятной. Но она не остановилась и спрашивала дальше. Как нам попасть в страну мертвых?

Спускайтесь. Следуйте за ножом. Идите вперед. Следуйте за ножом, — пришел ответ.

И наконец она неуверенно спросила, почти стыдясь: Мы правильно поступаем?

Да, — немедленно ответил алетиометр. — Да.

Лира вздохнула, приходя в себя, заправила волосы за уши и почувствовала первое тепло солнца на лице и плечах. Возникли и в этом мире звуки: шуршали насекомые и под легким ветерком шелестела сухая трава выше на дюне.

Она отложила алетиометр и подошла к Уиллу. Пантелеймон принял вид льва и сделался, насколько мог, большим, в надежде припугнуть галливспайнов.

Кавалер был занят своим магнетитовым резонатором, и, когда он закончил, Лира спросила:

— Вы говорили с лордом Азриэлом?

— С его представителем, — сказал Тиалис.

— Мы не идем туда.

— Так я ему и сказал.

— Что он ответил?

— Это предназначалось для моих ушей, не для твоих.

— На здоровье, — сказала она. — Вы женаты на этой даме?

— Нет, мы коллеги.

— У вас есть дети?

— Нет.

Пока он упаковывал аппарат, проснулась дама Салмакия. Изящно и медленно она села в ямке, которую вырыла для себя в песке. Стрекозы еще спали в тонких, как паутина, путах; крылья их были в росе.

— В вашем мире есть большие люди или все маленькие, как вы? — спросила Лира.

— Мы умеем обходиться с большими людьми, — не слишком любезно ответил Тиалис и продолжал тихий разговор с дамой.

Лире он был не слышен, но она с удовольствием наблюдала за тем, как они утоляют жажду росой с песчаного тростника. «Наверное, воду они воспринимают по-другому, — мысленно сказала она Пантелеймону, — представляешь, капля с кулак! В нее и впиться не просто, у нее оболочка упругая, как у воздушного шара».