В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу (пер. Лютш)
В сентябре 1899 года великий норвежский писатель Кнут Гамсун совершил поездку через Россию на Кавказ.
«В сказочном царстве» — не простая книга путевых очерков, она, по мнению скандинавских критиков, — одно из самых субъективных описаний путешествий, которые когда-либо выходили из печати. Ее тема не столько Россия или Кавказ, сколько «самовыражение в высшей степени своеобразной личности автора» (Р. Фергюссон). Русские же критики, сразу после появления книги, считали ее неудачной, потому что в ней «немало наивностей, неточностей, а иногда и просто ошибок».
Однако невозможно не заметить, с какой любовью описывает Гамсун увиденное им и услышанное на совершенно непонятном русском языке. В его описаниях нет ни злобы, ни раздражения, зато есть удивительное чувство детской радости от встречи с незнакомой жизнью, с чудом. Он действительно оказывается в сказочной стране, где все по-другому, все иначе, чем дома, — и это его увлекает и развлекает.
I
Начало сентября, и мы въ Петербург. Я собираюсь, пользуясь правительственной стипендіей, совершить путешествіе на Кавказъ и дале на востокъ. въ Персію и Турцію. Прибыли мы изъ Финляндіи, гд прожили цлый годъ…
На девятнадцати болотистыхъ островахъ ровно двсти лтъ тому назадъ Петръ великій заложилъ городъ. Нева повсюду пронизала его, причудливо разрзавъ и расчленивъ на части. Весь онъ представляетъ странную путаницу западно-европейскихъ великолпныхъ громадъ вперемежку съ византійскими куполами и восхитительными кирпичными домиками. Массивныя зданія музеевъ и картинныхъ галлерей занимаютъ почетное мсто, но на ряду съ этимъ и кіоски, и лавки, и всякія невроятнйшія человческія обиталища гордо красуются на солнц и не помышляютъ скрываться. Заходила рчь и томъ, чтобы перенести городъ на боле сухое мсто, но это не легче сдлать чмъ перенести Россію. Въ Петербург есть вещи, которыя не могутъ быть оторваны отъ своей почвы: Зимній Дворецъ, Петропавловская крпость, Эрмитажь, церковь Воскресенія, Исакіевскій соборъ. Такимъ образомъ, Петербургъ будетъ перенесенъ на другое мсто лишь въ томъ же смысл, какъ, отчасти, перемщается и сама Россія: онъ раздвигается и длается все больше и больше…
Пребываніе наше въ Петербург было кратковременное. Погода стояла суровая и прохладная, всего десять градусовъ; сады и парки роняли свою листву. Я долженъ былъ въ первый разъ въ жизни получить паспортъ и похалъ за этимъ въ посольство соединенныхъ королевствъ. Явился я не во время, канцелярія была заперта. Передъ посольствомъ стоялъ красивый молодой человкъ и читалъ письмо. На золотомъ набалдашник его трости была корона. Онъ выглядлъ нерусскимъ; я снялъ шляпу и заговорилъ съ нимъ по-норвежски. Онъ отвтилъ мн по-шведски и сообщилъ, когда въ посольств пріемные часы.
Въ назначенный часъ явился я вновь и опять встртилъ того же молодого человка. Это былъ капитанъ Берлингъ, жившій здсь въ качеств военнаго атташе; имя его часто впослдствіи упоминалось въ газетахъ во время его спора о правахъ съ полковникомъ Бьёрнстьерномъ.
Такъ какъ я не позаботился во время привести свой паспортъ въ порядокъ, то посольству было много хлопотъ изъ-за меня. Но баронъ Флекенбергъ оказался премилымъ человкомъ. Онъ выдалъ мн внушительный паспортъ съ короной и горностаевой мантіей, похалъ потомъ по всмъ азіатскимъ посольствамъ и заполучилъ нацарапанные зубчики и значки самыхъ причудливыхъ формъ.
Безъ помощи барона наврядъ ли удалось бы намъ выхать въ тотъ день, и я очень благодаренъ ему за его любезность.
Однако, какъ мала вселенная! На улицахъ Петербурга я вдругъ неожиданно столкнулся со знакомымъ.
Вечеромъ мы своевременно пріхали на Николаевскій вокзалъ. Тамъ я увидлъ впервые горящія лампадки передъ образами святыхъ. Когда отворялись двери гд-то въ глубин, то издали доносился шумъ локомотивовъ и стукъ колесъ; а среди этого грохота день и ночь горятъ неугасимыя лампады передъ иконами. Послднія установлены словно маленькіе алтари, къ которымъ ведутъ дв ступеньки, и лампадки тихо озаряютъ ихъ.
Русскіе совершаютъ передъ ними молитву, прізжая и отъзжая. Они крестятся, наклоняютъ голову, сгибаются и вновь крестятся, и все это продлываютъ весьма проворно и поспшно. Какъ я слышалъ, ни одинъ русскій не отправится въ дорогу, не продлавъ впередъ всей этой церемоніи; матери подталкиваютъ своихъ дтей къ образамъ, а старые, украшенные орденами офицеры снимаютъ фуражку и молятся о счастливомъ путешествіи со многими поклонами и крестными знаменіями.
Извн же шумятъ локомотивы и колеса; настоящая шумная Америка. Вотъ входятъ кавалергарды; на нихъ блыя фуражки съ краснымъ околышемъ.
Въ кавалергарды поступаютъ дворяне со всхъ концовъ Россіи; во время своего пребыванія въ Петербург они держатъ по четыре лошади и массу домашней прислуги. Такимъ образомъ отслуживаютъ они свой годъ на военной служб и избгаютъ черезъ это близости съ прочими офицерами.
Входитъ молодой кавалергардъ, за нимъ три совершенно одинаково одтые лакея несутъ его поклажу. Одинъ изъ лакеевъ, посдвшій на служб, мучитъ своего молодого господина своею заботливостью и называетъ его ласкательными именами. Господинъ отвчаетъ ему всякій разъ и снисходительно улыбается старику; онъ избавляетъ его также отъ разныхъ порученій, между тмъ какъ разсылаетъ двухъ другихъ по всмъ направленіямъ. Въ дорогу беретъ онъ съ собою только одного слугу.
Мы невольно обращаемъ вниманіе на молодую красавицу со множествомъ брилліантовыхъ колецъ на лвой рук. У нея ихъ по три, по четыре на каждомъ пальц, и очень странно смотрть, какъ кольца покрываютъ почти весь суставъ. Очевидно, это знатная дама; она нжно прощается съ двумя дамами постарше, экипажъ которыхъ стоитъ на улиц; двое слугъ сопровождаютъ даму въ пути. Наконецъ, наступаетъ время отхода нашего позда.
И такъ тронулись мы въ путь благополучно и невредимо съ петербургскаго вокзала. Моя жена забыла всего только свой плащъ.
Нельзя себ вообразитъ лучшихъ и любезнйшихъ спутниковъ, чмъ оказались у насъ: это инженеръ финляндецъ, имющій мсто въ Баку на промыслахъ Нобеля и давно уже живущій въ Россіи, и жена его, уроженка Баку; русскій — ея родной языкъ. Съ ними также ихъ дочка.
Вс вагоны въ позд спальные и переполнены пассажирами. Спутники наши распредлены по всему позду, и я самъ оказываюсь втиснутымъ въ узенькое купэ, гд сидятъ уже трое, между ними нмецъ, который сильно на-весел.
Вагоны проходные, но корридоръ такъ узокъ, что двое едва могутъ въ немъ разойтись.