— Матушка, родная, я боюсь, — шептала Ксеша, вся дрожа, прижимаясь к старой боярыне.

В подполье было темно. С улиц несся неистовый шум, вдали грохотали ружейные выстрелы, потом оглушительный взрыв. Ульяна в смертной тревоге за своего Сороку не могла усидеть в подполье. Несмотря на уговоры, она выскочила наверх, но через несколько минут вернулась. Мимо дома с криком и шумом неслись и конные, и пешие.

— Смерть Шубнику! Смерть ворам! Да здравствует великий гетман и царь Димитрий! Победа! Победа!

Отец Патрикей творил молитвы. Ужели опять Господь послал одоление ворам?

Калуга быстро пустела. Все, кто могли носить оружие, бросились вслед за гетманом. Остались лишь мирные граждане. С севера приближались обозы с продовольствием для изголодавшихся калужан. К утру отец Патрикей вышел на улицу и, вернувшись часа через два, принес подробные вести обо всем случившемся. Женщины и он сам горько плакали, узнав о поражении царского войска.

— Никто, как Бог, — сказал наконец Патрикей. — Пока воры в Туле, мы можем добраться до Москвы.

— Где же Васенька? — громко вскрикнула Ульяна. — Где золото мое, сокол мой?

— Не плачь, не плачь, девушка, Бог не выдаст, свинья не съест, — успокаивал ее отец Патрикей.

Ощера и Сорока приняли участие в битве с небольшим отрядом, но, когда все войско обратилось в бегство, ничтожная горсть их была рассеяна. Увлекаемый общим потоком, Ощера был сбит с лошади, и мимо него промчался победоносный отряд.

Когда он пришел в себя, отряд уже скрылся из глаз. Все поле было усеяно трупами, и то здесь, то там раздавались порою тихие стоны умирающих или хриплые вопли о помощи. Ощера с трудом поднялся, все его тело ныло. Он огляделся кругом и тихо направился к городу. Он уже подходил к воротам, как громкий крик заставил его обернуться. Прямо на него неслись два всадника. Один из них держал на поводу коня. Он узнал Сороку и Безродного.

— Мы видели, как ты упал, боярин, но воры опомниться нам не дали, едва удалось вернуться тебя искать, — проговорил Ивашка.

— Спасибо, други, — ответил Ощера.

Сильно билось его сердце, когда он вскачь несся за Сорокой по улицам Калуги.

«Господи, ужели и вправду увижу ее, мою ненаглядную», — думал он с замиранием сердца.

Сорока спрыгнул с коня. Ощера и Безродный последовали его примеру. В эту минуту распахнулась дверь, из избы с радостным воплем выбежала Ульяна и припала к Сороке.

— Ах ты, девка, экий срам… — твердил взволнованный Сорока.

Через несколько минут увидел и Ощера своих близких.

— Чудо, чудо Господне, — рыдая, твердила Федосья Тимофеевна.

Ощера целовал ее руки, целовал Ксешу, и в эти мгновенья они забыли все перенесенное, и в порыве восторженной радости Ощера крикнул:

— Я бы обнял и простил бы и брата Ивана!

— Да смилуется над ним Бог! — произнесла старая боярыня.

Ощера не знал, как отблагодарить отца Патрикея и Сороку.

— Всем, что имею, всем поделюсь, мои други, братья мои, — говорил он.

Путь до Москвы, хотя и полный воровскими людьми, не пугал их. Будущее улыбалось им и казалось безоблачным. В увлечении своим счастьем Ощера даже забыл о том, чему он обязан счастью встречи, о гибели царского войска и о победе гетмана.

А на Москве в это время были ужас и отчаянье. Все были уверены, что великий гетман, усиленный войсками Шаховского, Телятевского и Петра, снова бросится на столицу. Скопин деятельно рассылал грамоты по всем городам, собирая ратных людей «по сохам», и назначил сборным пунктом всем войскам Серпухов.

Готовился решительный удар. Престол царя Василия колебался. Ближайшее серьезное столкновение должно было решить его судьбу и судьбу многострадальной Руси.

Глухие угрозы доносились из Польши. Уже Скопин видел и чувствовал, что скоро или в ближайшем будущем великие, соперничающие между собою славянские племена Русь и Польша вступят в страшную братоубийственную борьбу за владычество.

«О если бы, — мечтал он, — эти два великих народа соединились теперь! Они сломили бы и кесаря, и султана! Если бы судьба родной Руси была вверена мне, как Божьему помазаннику…» Но он отгонял от себя дразнящие мысли и весь уходил в заботу о сборе войск и нанесении грозного удара великому гетману. Увы! Он чувствовал, что этот успех не решит дела. С призраком нельзя сражаться. Где же он, этот неуловимый Димитрий, во имя которого льется русская кровь?

А слухи о нем все упорнее ходили по Москве. Они росли как снежная лавина, говорили, что он уже в Туле, что он освободил свою жену и тестя и что на днях будет в Москве.

Прошла весна, проходило знойное в том году лето. Уже короче стали дни, пошли дожди, и падали с деревьев пожелтевшие листья.

По приказанию Свежинского князь Вышанский пробрался с опасностью для жизни в Ярославль, заручившись грамотой, и в качестве простого конюха жил в убогой свите бывшей царицы Марины. Свежинский дал ему письмо и велел еще на словах добавить об успехах царя Димитрия.