— Есть еще что нибудь у васъ смотрть? спросилъ Николай Ивановичъ своего проводника — молодца въ фуражк съ надписью «Петрополь»,который подсадилъ его въ фаэтонъ и остановился въ вопросительной поз.

— Все осмотрли, господине ваше превосходительство, отвчалъ тотъ, приложившись по военному подъ козырекъ.

— Врешь. Мы еще не видали у васъ ни одного такого мста, гд производились надъ вами, болгарами, турецкія зврства.

— Турецкія зврства? спросилъ проводникъ, недоумвая.

— Да, да, турецкія зврства. Т турецкія зврства, про которыя писали въ газетахъ. Я помню… Вдь изъ-за нихъ-то и начали васъ освобождать, разъяснилъ Николай Ивановичъ. — Гд эти мста?

— Не знаю, господине, покачалъ головой проводникъ.

— Ну, значитъ, самаго главнаго-то вы и не знаете. Тогда домой везите насъ, въ гостиницу…

Фаэтонъ помчался.

— Досадно, что я не разспросилъ про эти мста давишняго газетнаго корреспондента, говорилъ Николай Ивановичъ жен. — Тотъ наврное знаетъ про эти мста.

— Выдумываешь ты что-то, проговорила Глафира Семеновна. Про какія такія зврства выдумалъ!

— Какъ выдумываю! Ты ничего этого не помнишь, потому что во время турецкой войны была еще двченкой и подъ столъ пшкомъ бгала, а я ужъ былъ саврасикъ лтъ подъ двадцать и хорошо помню про эти турецкія зврства. Тогда только и дла, что писали въ газетахъ, что тамъ-то отняли турки у болгарина жену и продали въ гаремъ, тамъ-то похитили двухъ двицъ у жениховъ, а женихамъ, которые ихъ защищали, отрзали уши. Писали, что башибузуки торгуютъ болгарскими бабами, какъ овцами, на рынкахъ — вотъ я и хотлъ посмотрть этотъ рынокъ.

— Да вдь это было такъ давно, возразила жена.

— Понятное дло, что давно, но вдь мсто-то торговли женскимъ поломъ все-таки осталось — вотъ я и хотлъ его посмотрть.

— Брось. Лучше подемъ въ кафешантанъ какой нибудь.

— Рано, мать моя! Прежде продемъ домой, расчитаемся съ извощикомъ, напьемся чаю, отдохнемъ, а потомъ и отправимся разыскиватъ какое нибудь представленіе.

Фаэтонъ остановился около гостиницы. Изъ подъзда выскочили вынимать супруговъ изъ фаэтона швейцаръ, дв бараньи шапки, корридорный и «слугиня» въ расписномъ ситцевомъ платк на голов.

— Чаю и чаю! Скорй чаю! командовалъ Николай Ивановичъ, поднимаясь по лстниц въ сопровожденіи прислуги. — А ты, метрополь, разсчитайся съ возницей.

И Николай Ивановичъ подалъ проводнику дв серебряныя монеты по пяти левовъ.

Войдя съ себ въ номеръ, онъ нашелъ на стол три визитныя карточки корреспондентовъ газетъ. Тутъ былъ и «Свободный Гласъ», и «Свободное Слово», и «Свободная Рчь». Николай Ивановичъ торжествовалъ.

— Смотри, сколько корреспондентовъ интересуются поговорить со мной и узнать мое мнніе о Болгаріи! указалъ онъ жен на карточки. — Положительно меня здсь принимаютъ за дипломата!

— Ахъ, боюсь я, чтобы изъ этого что-нибудь не вышло, покачала головой Глафира Семеновна.

— Полно. Что можетъ выдти изъ этого!

— Все-таки ты выдаешь себя не за того, кто ты есть, и величаешь себя не подобающимъ чиномъ.

— Я выдаю себя? Я величаю? Да что ты, мать моя! Это они выдаютъ меня за кого-то и величаютъ превосходительствомъ. А я тутъ не причемъ. Смотри-ка, одинъ-то корреспондентъ даже какой-то нмецкой газеты, проговорилъ Николай Ивановичъ, разсматривая карточку, повернувъ ее на другую сторону. — «Фрейблатъ», прочелъ онъ.

Но въ это время отворилась дверь и въ номеръ торжествующе вошелъ корридорный. Въ рукахъ онъ держалъ грязный, но вычищенный самоваръ.

— Заповдайте, господине. Это русски самоваръ, сказалъ онъ. — Сднете, моляви…

Сзади его черномазый слуга несъ подносъ съ чашками, чайникомъ, лимономъ и сахаромъ.

Поставивъ самоваръ на столъ, корридорный сталъ разсказывать, какъ ему хотлось угодить русскому экселенцу, какъ онъ побжалъ искать самоваръ для него и наконецъ нашелъ у одного еврея-мдника.

— Глаша! Каково? Достали таки намъ самоваръ! воскликнулъ Николай Ивановичъ. — Иди, заваривай чай. Теперь всласть напьемся.

Глафира Семеновна подошла съ столу, взяла чайникъ, но чай былъ въ немъ уже заваренъ.

— Не умютъ и подавать-то какъ слдуетъ сказала она, принимаясь полоскать чашки. — Подаетъ самоваръ на столъ и съ нему чайникъ съ завареннымъ чаемъ. А самоваръ-то до чего грязенъ! Смотри, даже зелень на немъ.

— Все-таки, онъ хотлъ намъ услужить и за это спасибо ему. Спасибо, братушка, спасибо! кивнулъ корридорному Николай Ивановичъ.