Большое влияние на творчество Л. оказали братья В.С. и Н.С.Курочкины. С начала 70-х годов Л. - сотрудник «Петербургской газеты». С 1882 по 1905 годы — редактор-издатель юмористического журнала «Осколки», к участию в котором привлек многих бывших сотрудников «Искры» — В.В.Билибина (И.Грек), Л.И.Пальмина, Л.Н.Трефолева и др.
Фабульным источником многочисленных произведений Л. - юмористических рассказов («Наши забавники», «Шуты гороховые»), романов («Стукин и Хрустальников», «Сатир и нимфа», «Наши за границей») — являлись нравы купечества Гостиного и Апраксинского дворов 70-80-х годов. Некультурный купеческий быт Л. изображал с точки зрения либерального буржуа, пользуясь неиссякаемым запасом смехотворных положений. Но его количественно богатая продукция поражает однообразием тематики, примитивизмом художественного метода. Купеческий быт Л. изображал, пользуясь приемами внешнего бытописательства, без показа каких-либо сложных общественных или психологических конфликтов. Л. часто прибегал к шаржу, карикатуре, стремился рассмешить читателя даже коверканием его героями иностранных слов. Изображение крестин, свадеб, масляницы, заграничных путешествий его смехотворных героев — вот тот узкий круг, в к-ром вращалось творчество Л. Он удовлетворял спросу на легкое развлекательное чтение, к-рый предъявляла к лит-ре мещанско-обывательская масса читателей политически застойной эпохи 80-х гг. Наряду с ней Л. угождал и вкусам части буржуазной интеллигенции, с удовлетворением читавшей о похождениях купцов с Апраксинского двора, считая, что она уже «культурна» и высоко поднялась над темнотой лейкинских героев.
Л. привлек в «Осколки» А.П.Чехова, который под псевдонимом «Антоша Чехонте» в течение 5 лет (1882–1887) опубликовал здесь более двухсот рассказов. «Осколки» были для Чехова, по его выражению, литературной «купелью», а Л. - его «крестным батькой» (см. Письмо Чехова к Л. от 27 декабря 1887 года), по совету которого он начал писать «коротенькие рассказы-сценки».
I
По топкой, не высохшей еще глинистой земл на огородъ входили четыре деревенскія женщины съ пестрядинными котомками за плечами. Женщины были одты въ синія нанковыя ватныя душегри, изъ-подъ которыхъ виднлись розовыя ситцевыя съ крупными разводами короткія юбки, дававшія возможность видть, что вс женщины были въ мужскихъ сапогахъ съ высокими голенищами. Срые шерстяные платки окутывали ихъ головы, а концы платковъ были спрятаны подъ душегрями. Женщины были одты, какъ говорится, въ одно перо, да и лица у нихъ были почти одинаковыя: круглыя, съ узкими глазами, съ лупившеюся почему-то кожею на щекахъ. Даже фигуры ихъ совершенно походили другъ на дружку: толстобрюхія, коротенькія, съ широкими плечами, съ большими красными руками. Он вошли на огородъ сквозь открытыя ворота въ забор и, поглядывая по сторонамъ, переминались съ ноги на ногу въ глинистой земл, смшанной съ навозомъ, и не ршались идти дальше. Былъ конецъ марта. Огородъ еще не былъ раздланъ, грядъ не было еще и помину, въ капустномъ отдленіи изъ земли торчали прошлогоднія потемнвшія кочерыжки, то тамъ, то сямъ лежали не разбросанныя еще кучи навоза и только около длиннаго ряда парниковъ, съ слегка приподнятыми рамами, копошились присвъ на корточки, такія-же точно женщины, какъ и новопришедшія. Парники находились на конц огорода. Женщины, копошившіяся около парниковъ, запримтя вошедшихъ на огородъ женщинъ, стали съ ними перекликаться.
— Землячки! вамъ кого? Вы чего ищете? кричали он.
— Да намъ-бы вотъ тутъ… робко начали вошедшія на огородъ женщины.
— Не слышно оттуда. Коли что нужно — идите сюда.
Женщины, копошившіяся около парниковъ, стали манить ихъ руками. Къ парникамъ пришлось проходить мимо небольшой избы, не обшитой тесомъ, около которой лаяла, выбиваясь изъ силъ, привязанная къ сколоченной на скоро изъ досокъ будк, собака.
— А не покусаетъ собачка-то? кивали пришедшія женщины на собаку.
— Ни-ни… Да она и на привязи. Коли робете, то подальше пройдите, послышался откликъ.
Женщины, увязая въ топкой земл, стали пробираться къ парникамъ. Собака надсажалась еще боле. Изъ избы вышелъ рослый мужикъ въ красной кумачной рубах, въ жилетк, сапогахъ съ бутылками, безъ шапки, съ всклокоченной головой и почесывался. Очевидно, онъ до сего времени спалъ.
— Вамъ чего, тетки? спросилъ онъ, лниво позвывая.
— Да вотъ тутъ землячекъ нашихъ нетути-ли?
— А вы какія сами-то будете?
— Новгородскія, боровичскія.
— Прогнвался на насъ Господь и ни одной барочки нынче на Мст не разбило? Такъ васъ дразнятъ, что-ли? Знаемъ.
— И, милостивецъ, мы отъ Мсты-то дальнія. Мы сорокъ верстъ отъ Мсты.
— Все-таки, поди, кулье-то да мшки съ мукой приходили на Мсту ловить. Нтъ тутъ у меня вашихъ боровичискихъ. У меня покуда какія есть бабы и двки — вс новоладожскія. Вамъ чего собственно нужно-то?
— Да ужъ извстно заработки ищемъ, на заработки пріхали.
— Въ такомъ раз нужно къ хозяину, а не къ бабамъ. Я хозяинъ.
Женщины закланялись.
— Не возьмешь-ли насъ, кормилецъ, поработать?
Мужикъ почесалъ лвой рукой подъ правой мышкой и помолчалъ.
— Голодухи везд по деревнямъ-то. Вашей сестры нон будетъ хоть прудъ пруди, сказалъ онъ. — Пока еще вс не пришли, потому для огородовъ еще рановато, но приходить станутъ стадами. Дешева нон будетъ баба, вотъ потому я заране и не связываюсь. Какъ у васъ съ кормами-то?
— Страсти Божія… отвчала баба постарше. — Къ Рождеству ужъ все съли.
— Ну, вотъ видишь. И такъ повсемстно. Я такъ разсуждаю, что къ Николину дню баба такая появится, что просто изъ-за однихъ харчей въ работу пойдетъ.
— И, что ты, милостивецъ!
— Врное слово. Третьяго года по весн урожай лучше былъ, а баб цна была всего гривенникъ и уже много пятіалтынный въ день. Прошлой весной баба вертлась на двугривенномъ и четвертак, а нон годъ голодный. Ни сна нигд, ни овса. Скотину всю продали, старухи въ кусочки пошли. Вся вотъ здшняя округа подъ Питеромъ въ безкормиц. Да и не подъ однимъ Питеромъ.
Бабы переминались съ ноги на ногу и переглядывались другъ съ дружкой.
— Врно, правильно, подтвердилъ свои слова хозяинъ и еще, въ подтвержденіе своихъ словъ, спросилъ:- Ну, что, отъ радости вы сюда пришли въ Питеръ, что-ли?
— Да ужъ какая радость! Вс перезаложились и перепродались кабатчику, чтобъ на дорогу что-нибудь выручить. Полдороги хали, а полдороги пшкомъ. Съ Любани пшкомъ идемъ, отвчали женщины.
— Ну, вотъ видите.
— Нтъ-ли, милостивецъ, чего поработать? кланялись женщины. — Мы-бы вотъ съ Благовщеньева дня…
— Съ Благовщенья до Покрова? Это чтобы на лто? перебилъ ихъ хозяинъ. — Нтъ, тетки, нынче такой ряды ни у кого не будетъ. Всякій себя бережетъ и опасается. Я говорю, что около вешняго Николы вашей сестры сюда столько понадетъ, что изъ кормовъ брать будемъ. Съ какой-же стати передавать лишнее? А вотъ такъ, чтобъ ни вамъ не обидно, ни мн не обидно, чтобы во всякое время и вы бы могли уйти, коли не понравится, да и я могъ-бы васъ согнать, коли мн не выгодно. Васъ сколько?
— Да насъ четыре души.
— Ну, вотъ четыре души и возьму, коли дорожиться не будете. Только поденно. Баба нон будетъ безъ цны, это врно, потому годъ голодный. Погодьте, я только шапку надну, да кафтанъ накину, а то на втру-то такъ стоять холодно, сказалъ хозяинъ, ушелъ въ избу и черезъ нсколько времени вновь появился въ картуз и въ синемъ кафтан въ накидку. — Ну-съ, работа наша огородная — сами знаете…
— Не живали мы еще, землякъ, въ Питер-то, — проговорила баба постарше.
— Господинъ хозяинъ я теб буду, а не землякъ! поправилъ ее хозяинъ. — Какой я теб землякъ, коли вы боровичскія, а я ростовскій? Ну, такъ вотъ: работа наша съ зари до зари… Свтлыя ночи будутъ — такъ въ восемь часовъ вечера кончать будемъ, а требуется поливка, такъ ужъ и до девяти вечера… И изъ-за этого чтобъ ужъ предъ хозяиномъ не брыкаться. Воскресенье у васъ день на себя, потому праздникъ, но ежели въ засуху поливка, то ужъ безъ поливки нельзя. А за поливку въ праздникъ за полдня считаемъ.