Произведения Игнатия Потапенко (1856–1929), русского прозаика и драматурга, одного из самых популярных писателей 1890-х годов, печатались почти во всех ежемесячных и еженедельных журналах своего времени и всегда отличались яркой талантливостью исполнения. А мягкость тона писателя, изысканность и увлекательность сюжетов его книг очень быстро сделали Игнатия Потапенко любимцем читателей.
І
Городъ стоялъ на высокомъ берегу и съ подплывающаго къ нему парохода за много верстъ были видны его церкви и высокіе многоэтажные дома.
А внизу, на узкой и длинной полос, примыкавшей къ морскому заливу, раскинулся особый своеобразный городокъ, созданный моремъ. Огромныя вмстилища для зернового хлба съ гигантскими элеваторами, угольные склады, пароходныя и транспортныя конторы, небольшіе ресторанчики, харчевни, пивныя, — все это тянулось къ морскому берегу, давно уже подъ тяжестью каменныхъ насыпей, выступавшихъ далеко въ море, утратившему свои природныя очертанія.
Нсколько широкихъ моловъ раздляли береговую часть залива на гавани, защищая ее отъ прибоя морскихъ волнъ. Гавани были переполнены пароходами, баржами и парусными судами.
Въ нихъ происходило несмолкаемое вчное движеніе — нагрузки и выгрузки, оглушительный грохотъ ломовыхъ телгъ, шумный говоръ, переполненный отборными ругательствами полунагихъ, босоногихъ богатырей, таскавшихъ на своихъ плечахъ десятипудовые тюки, свистъ пароходовъ, и все это, вмст съ доносившимся сюда отдаленнымъ шумомъ моря, сливалось въ какую-то адскую музыку.
Вдобавокъ ко всему, вдоль береговой линіи тянулась длинная полоса рельсовъ и по ней, шипя и посвистывая, безъ отдыха, сновали локомотивы, таща за собой вереницу товарныхъ вагоновъ, отвозившихъ въ загородные склады разнообразную добычу, привезенную моремъ, которую выгружали на пристаняхъ.
И все это утопало въ темномъ дыму, который положилъ свой налетъ на стны всхъ зданій, и прибрежная часть города издали казалась черной.
Въ самой крайней гавани, ближайшей къ открытому морю, движеніе было не такое напряженное. Здсь приставали только пассажирскіе пароходы, привозившіе сравнительно ничтожное количество грузовъ. Ихъ привтливо встрчало красивое двухъэтажное зданіе, подъ сводами котораго городская публика, встрчавшая прізжихъ, пряталась во время ненастной погоды. Въ это же зданіе поступали на складъ привезенные и не взятые тотчасъ товары.
На самой же пристани, по ту сторону зданія, прізжающихъ ждали элегантные извощичьи экипажи и омнибусы изъ отелей, сопровождаемые кондукторами.
Было около четырехъ часовъ чуднаго весенняго дня. Южное солнце, никогда не справляющееся съ календаремъ, съ утра палило по лтнему и, хотя къ этому часу оно, точно утомленное дневной работой, сбавило силы, но отъ сильно нагртаго имъ булыжника мостовой, отъ каменныхъ стнъ и отъ желзныхъ крышъ домовъ разило тепломъ, какъ отъ натопленныхъ печей.
Ожидался пароходъ изъ небольшого городка, который стоялъ на рк, впадавшей въ море верстахъ въ 70 отъ города.
Среди разнокалиберной публики, которую по вншнему виду легко было раздлить на классы, какъ длились и мста на пароход, попадались люди самыхъ разнообразныхъ національностей. Здсь можно было встртить русскаго чиновника въ фуражіс съ кокардой рядомъ съ откормленной бритой фигурой богатаго еврея, ведущаго счастливую торговлю хлбомъ, совершенно отршившагося отъ своихъ національныхъ признаковъ и даже брезгливо сторонящагося отъ тонкой высокой фигуры соотечественника въ длинномъ кафтан, съ библейскими пучками волосъ на вискахъ, шныряющаго среди публики и не теряющаго ни минуты, чтобы обдлать какое-либо дльце. Смуглолицый персъ, ожидающій присылки фруктоваго товара, и длинноносый грекъ; важно раскуривающій папиросу гимназистъ, въ надежд, что по близости нтъ начальства, горячо спорящій съ барышней студентъ, толстая баба изъ пригорода, армейскій офицеръ, величественное духовное лицо, — все это смшивалось въ одну густую толпу ожидающихъ.
Посреди этой пестрой толпы замтно выдлялась большая группа людей, державшаяся ото всхъ особнякомъ. Ихъ было десятка три, вс между собой были знакомы и вс говорили объ одномъ. Группу составляли съ десятокъ мстныхъ журналистовъ, три конкурирующихъ издателя, на этотъ разъ объединенныхъ личностью ожидавшагося пассажира, остальные же были друзья, поклонники и поклонницы. Ждали мстное журнальное свтило, всему городу извстнаго фельетониста Зигзагова, который возвращался изъ трехлтней административной ссылки.
Издатели трехъ газетъ, вчно подсиживавшіе другъ друга на столбцахъ своихъ изданій и изощрявшіе умъ стараніемъ перехватитъ другъ у друга подписчика, бесдовали о дятельности городской думы, объ оборотахъ городской торговли и о томъ, что сегодня хорошая погода, и ни однимъ словомъ не касались личности Зигзагова, какъ будто и не его встрчали.
У каждаго изъ нихъ на мол стоялъ собственный экипажъ и каждый надялся, встртивъ Зигзагова, отвести его въ гостинницу или даже къ себ на квартиру въ своемъ экипаж. Зигзаговъ вообще былъ приманка, а Зигзаговъ посл трехлтней ссылки, конечно, былъ приманкой вдвое.
И вс они чувствовали, что въ ближайшемъ будущемъ имъ предстоитъ бороться не на жизнь, а на смерть; что одному изъ нихъ фельетоны Зигзагова обойдутся въ копечку. Но каждый былъ готовъ на большія жертвы, лишь бы убить конкурента.
Двое изъ нихъ, маленькій Курчавинъ и величественный красивый обладатель длинной хорошо расчесанной бороды Малеванскій — издавали либеральныя газеты и, казалось бы, ожидаемая добыча въ вид фельетониста, возвращавшагося изъ политической ссылки, должна бы разыграться только между ними двумя.