Мнение неизвестного рецензента
Эти рассказы мог бы написать Кафка (ну или там Ионеско) — если бы был оптимистом. Гротеск, фарс и прочие фантазмы — с той же бытовой интонацией, с которой можно было бы рассказывать, к примеру, о походе в булочную: «В назначенный час, держа в клювах младенцев, которые сегодня как никогда дружелюбно улыбались, прилетели аисты». Затем вновь продолжается «поход в булочную», и опять, без паузы и смены интонации — «рыбы летят по небу, а между ними солнце». Этакий обыденный абсурдизм. Вполне кафкианский, но без кафкианской мрачной безнадежности. Все весело, легко, с неотразимой улыбкой. Ну и стиль тоже вполне неотразимый. Несмотря на некоторые проблемы с орфографией, RR.
АВТОПОРТРЕТ БУИЁНА
Высшая похвала художнику – когда мы забываем его за его произведениями
Буиён рисовал акварелью автопортрет, используя самый прогрессивный стиль – наложения красок друг на друга - из-за чего цвета не расползались, а держали себя, как и положено, в рамках задуманного. За сорок лет жизни художник выучил свою личность наизусть, поэтому смотреться в зеркало не было нужды. Потом Буиён был уверен, что всё знаменитые портретисты рисовали себя исключительно по памяти. А память у Буиёна была безупречна, поэтому в будущем художник надеялся тоже стать знаменитым. Раздражало лишь одно: портреты знаменитых художников оказались востребованы только после смерти. Но за своё будущее наш художник также мог не волноваться; смертельная болезнь Буиёна давала хороший шанс прославиться.
Тезис: «искусство требует жертв», - ещё никто не отменял.
После каждого мазка портрет получал заслуженное сходство с оригиналом. Прямой нос получался достаточно прямым, тонкие губы удивляли такой же тонкостью, волосы так же кучерявились, правда, правый глаз чуть-чуть косил, но Буиён решил этот изъян не показывать, так как картина могла потерять в цене. За голубые глаза он думал серьёзно поднять цену, потому что красивый цвет всегда пользовался спросом.
Стрелки старинных часов плавно сошлись на двенадцать, и послышался легкий перестук. Буиён покосился на деревянный корпус, в котором много лет жила кукушка, правда, последний год она практически не высовывалась и не куковала, возможно, поэтому часы всё время отставали.
У входной двери зазвенел колокольчик, и кто-то самостоятельно вошёл.
– Можно войти? – спросили приятным женским голосом.
– Доктор, это вы? – не поворачиваясь, спросил Буиён.
– Да, это я, ваш лечащий доктор.
Вошедшая сбросила плащ и к приятному голосу добавила немного располневшую фигуру, правда, стоит подчеркнуть, широкие бёдра хорошо сочетались с пушной грудью. Что касалось причёски, лица и косметики, то к ним Буиён проявил полное равнодушие, возможно, потому что портрет доктора был нарисован загодя. Поэтому художник сконцентрировался только на фигуре.
– Что опять пришли делать укол?
Буиён перевел взгляд с бедра на голень.
– Да, укол.
Доктор пыталась понять, куда он смотрит.
– В левую ягодицу?
Буиён хотел перевести взгляд на её ягодицу. Но доктор стояла как вкопанная.
– Да, в левую ягодицу.
Буиён сморщился, словно откусил лимон.
– Будет больно?
Вспомнив, что Буиён не носит нижнего белья, доктор налилась румянцем.
– Нет. Я колю вам в одно и то же место. Вы должны были привыкнуть.
Буиён, всё время державший кисть навесу, придавил её к дну стакана. Вода заискрилась радужным цветом.
– Я привык, только не к уколу, а к мысли о скорой кончине. Вы мне говорили, что я буду быстро увядать.
Доктор подошла к Буиёну, чтобы держать руку на пульсе.
– А вы что, не увядаете?
Буиён тоже взял её за руку.
– Нет. После каждого укола во мне просыпается желание.
Доктор несколько раз сбивалась со счёта, потому что пульс всё время перескакивал.
– Желание?
Они стояли вплотную друг к другу.
– Да. Хочется секса.
У доктора по лобку пробежали мурашки.
– Странно…
Буиён почувствовал растущее желание.
– Ничего странного. Может так всегда, когда остаётся чуть-чуть, то не произвольно возникает последнее желание. А-а-а?
Количество мурашек прибавилось. Они даже пытались пуститься в хоровод, но лобок доктора имел характерный бугорок, поэтому часть мурашек, сорвавшись вниз, погибло.
– Странно…
Буиён рассердился, возможно, из-за того, что растущее желание обмякло.
– Что вы заладили: странно, да странно. У меня никого нет, а желание постоянное!
Доктор удивилась, вероятно, ей удалось, несмотря на сладострастие, сосчитать пульс.
– Подождите, а ваша девушка?
Буиен почувствовал, как что-то бьётся в большой палец. Пульс доктора зашкаливал.
– Она меня бросила. Как только узнала, что я смертельно болен. Фьють. И её след простыл.
Буиён несколько раз свистнул, переходя из тональности си в си-бемоль мажор, но оценить по достоинству художественный свист было не кому, потому что слух отсутствовал у обоих.
– Буиён, мне очень жаль. Но как же вам помочь?
Доктор глубоко вдохнула и чувственно выдохнула.
– Только не надо меня жалеть. Лучше скажите?
Буиён потупил взгляд.
– Что, что вам сказать?
Доктор пыталась заглянуть художнику в глаза, но Буиён сильно потупил взгляд.
– М-м-м, может быть, вы. Э-э-э, это. Ну, переспите со мной. Всё-таки последнее желание умирающего художника.
Буиён поднял глаза. Их взгляды, в которых пылала страсть, встретились.
– Да, да художника. М-м-м, чёрт возьми, вы классно рисуете.